Лида у директора на особом виду. Из Амурской области приехала после техникума. В совхозе она — мастер строительного цеха. А стройки — первая любовь директорская. Вот задумал он тут этакий городок специалиста поставить. Чтоб не просто квартира в доме, а чтоб удобно: и квартира, и приусадебный участок рядом. В общем, чтоб все, как в городе, но опять же — на природе. И Лида поняла директора. Она этой идеей загорелась, и вот уже, судя по всему, насовсем тут оседает, и уже подружка к ней приехала, инженер...
В то же утро встретил директор Игнатенко Николая Ивановича. Это — старший прораб совхоза. Он и есть самый главный строитель.
— Не спится?
— Уснешь! Прямо беда с сантехникой. Из-за этого дом не можем сдать.
И уже Петухов, забыв о мечтаниях, спускается с неба на землю. Они говорят о том, что трест плохо для них строит, что ПМК «заваливает» очередной двенадцатиквартирный дом.
— А ты Лобунько звонил?
(Лобунько — начальник ПМК).
— Говорит, нет указаний сверху насчет оборудования.
— Указаний ему... — хмурится директор. — Люди жилье ждут, дом почти готов. Ладно, я позвоню в горком партии, первому.
А солнце уже поднимается, и сияет снег на вершинах, и вода в заливе посветлела, засеребрилась до самых дальних далей.
— Ты с какого тут года, я забыл? — спрашивает вдруг директор.
— С пятьдесят третьего, — неохотно отзывается Игнатенко, и все еще захваченный утренними неурядицами и предстоящими многотрудными дневными заботами, продолжает: — Надоело это все. Строители, называется, бумагами замордовали нас... Все надо пробивать, выбивать, добывать. Уеду я... Насовсем уеду...
Директор молча смотрит на утро, на новые дома, что они уже поставили тут с Игнатенко, и думает: черта с два он куда уедет. Сколько знаю, столько и грозится. Вон сын из армии пишет: после демобилизации — только домой, на Сахалин...
При воспоминании о сыне директор как бы уходит в себя. «М-да, а вот у меня с сыном нелады. Два раза приезжал. Специальность хорошая, механик. Посмотрел, уехал и молчит. Не приедет, это точно — все-таки там Крым. А жаль, нужный специалист в совхозе».
Но с другой стороны — чего, скажем, хорошего, что вот жена приехала к нему. До этого был тут директор школы, и все спокойно. С ним разговариваешь на равных. Теперь же директор — собственная жена. Мало что на собрании отчехвостит, не стесняясь, так еще и дома добавит. А тут еще дочка приехала. Окончила университет во Владивостоке, и теперь биологом в школе, вместе с матерью... М-да, семейка...»
Но это уже Петухов по хорошей привычке добродушных людей подшучивать над собой, как он говорит, «ударился в лирику». Собственно, к тому были свои основания. Уже встало полное утро над селом Советским. И почти вся его тысяча жителей проснулись — и кто спешил в поле, кто в детский сад, кто на новостройку или в контору. Все пришло в движение. Шли машины с грузами, тарахтели трактора, дым стоял над избами, потянулись в луга стада. Табун лошадей привлек внимание директора. Залюбовался: «Мустанги». Это он так про себя их зовет. Будет все. Конеферма будет. Пенистый кумыс будет. Это тоже его мечта. Как и клуб, которого пока еще нет. Даже не клуб, а настоящий Дом культуры.
В самом деле. Вот выйдет замуж Лида Козицына, пройдет много лет, и станут ее дети спрашивать: как все было? И она скажет, что здесь вышла замуж, на самом краю земли, на берегу залива Терпения. А где, спросят, свадьба была? Лида ответит: «В совхозной столовой». Ну, куда это годится?
Думаете, Петухов романтик, мечтатель? Нет, чистой воды прагматик. Ему говорят: давайте больше мяса. И совхоз дает, хотя это очень трудно, потому что и трудное хозяйство, и тут тебе тайфун, и строители здорово подводят. А они дают мясо. Но хотят еще, чтобы было и хорошее доброе жилье и все, как у людей там, на материке. И обязательно поскорее. Они тут народ нетерпеливый. У них ведь солнце встает раньше нашего, и им поутру приходится раньше подниматься.
Говорил как-то по телефону из Москвы с Петуховым о трудных совхозных делах, о стройках, о мустангах, о спорах с женой, требующей немедленного ремонта школы, о том, будет ли все-таки скоро Дом культуры. В общем — о жизни. Слышимость была очень хорошая. Прямо совсем, как будто рядом человек. А это хорошо, когда человек рядом. Тем более такой, как директор Петухов.
1981 г.
Лесорубы
Почему-то все знатные люди на портретах где-нибудь на Доске почета у заводской проходной кажутся значительными, важными. В жизни же это обыкновенные люди. И невольно задаешь себе вопрос: да тот ли это человек, про которого говорили, что он гору может своротить? Когда произносят «лесоруб», в воображении рисуется этакий богатырь, косая сажень в плечах. А Тихонов — невысок ростом. Правда, в плечах широк и под рубашкой угадываются крепкие мышцы. Тем не менее, встретив его на улице, не скажешь определенно — вот это лесоруб. Так что ж в нем такого, что выделяется он в леспромхозе?