— По нынешним урожаям даже мы с тобой, Федор Захарыч, в три руки да в три ноги разом справимся.
И правда, справлялись. Неласковая тарханкутская степь, насквозь продуваемая ветрами, родила скупо. Пустые были места. Метелили черные бури. Иной весной как задует — все прахом сносит вместе с землей, заново приходится пересевать. А запас семян у кого? У него, Сильверстова, на току, в зернохранилищах. «Золотой запас», — всегда думалось ему. Потому с тех давних пор привык трястись над каждой горстью зерна. Сегодня ток вон как разросся вширь. Добротные хранилища для семян, одних только погрузчиков пять штук. Три зерномета.
Коротки стылые зимние дни в тарханкутской степи. Сухие жесткие ветры гуляют на опустевшем току. Иной раз жена Наталья Васильевна в шутку скажет дома:
— И что там тебя держит, на току? Зерно, оно себе лежит и пусть лежит.
А оно-то и держит возле себя Федора Захаровича. Метель стучит в окна, а тут в просторном хранилище тепло, сухо, светло от зерна. Всякий раз найдет себе занятие Сильверстов. И тепло, и покойно ему возле хлеба. Спросил как-то — не наскучило ли? Все-таки двадцать лет изо дня в день не в городе, не на ферме, не в мастерских — на пустынном току, где кроме сторожа ни одной живой души. Пожал плечами:
— Так хлеб же...
А жизнь между тем не проходит мимо. Года три-четыре назад, когда загорелись в совхозе созданием животноводческих комплексов, — приобрели мощный агрегат для переработки зерноотходов на корма в гранулах. Пока суд да дело — агрегат стоит. Сильверстов в дирекцию:
— Давайте на току смонтируем.
— Это же для комплекса. Все надо по науке.
— Но отходы-то у меня на току пропадают.
— Нарушим цикл.
Сильверстов по простоте своей не знал, что такое цикл, но был уверен в одном: негоже, чтоб такая полезная машина простаивала. Ходил в партком, к директору. Агрегат установили на току, все идет в дело: отходы, зеленка, кукурузные кочерыжки...
В общем-то небогата событиями жизнь заведующего совхозным током, в подчинении которого всего два человека. Тем не менее об одном случае Федор Захарович вспоминает с некоторым смущением. Более того, самокритично утверждает он, если бы стоял до конца на своих позициях, то нанес бы совхозному производству, и родному току немалый вред.
Летом на току затеяли рыть силосную траншею. Сильверстов этому обрадовался. Кукуруза ожидалась добрая, на корм пойдет. Но тут приехал директор совхоза Амельянский. Слух прошел — не будет силосной ямы. Будет сушилка для зерна кукурузы. Сильверстова это задело. Могли бы в курс дела ввести, не последняя же он фигура на току. А потом — как же без силоса? Новая сушилка — это еще бабушка надвое сказала.
Директор совхоза тут человек новый, выслушал Федора Захаровича. За то, что в курс дела не ввел — извинился, а сушилка, говорит, будет. Сами придумали, своей конструкции, надежная. Ладно. То, что директор извинился и как бы признал его авторитет, Сильверстову понравилось. Но сама сушилка, как заноза — не может он пересилить к ней предубеждения. В силосную траншею поставили деревянный каркас, в него загрузили. ни много ни мало четыреста тонн кукурузных початков, снизу подвели воздух. Сильверстов первым поднял крик:
— Пропадет кукуруза.
Приезжают на ток специалисты, сами изобретатели тут же. Смотрят, изучают — все, мол, идет как надо.
А Сильверстов как-то утром сунул руку в початки — горячо. Сердце у него так и упало: загубили. Кинулся к директору:
— Николай Людвигович, загубили урожай!
— Успокойтесь, все в порядке.
Федор Захарович, не кривя душой, брякнул:
— Это — вредительство!
Директор рассмеялся:
— Вон куда хватил..
— Я отвечаю за совхозный хлеб.
— А я за весь совхоз.
— Пойду в райком, к самому секретарю товарищу Планетову!
Директор посоветовал:
— Подожди до завтра, Захарович, не паникуй.
Сильверстов спал на току в ту ночь. Утром оторвал голову от подушки — гудит сушилка. Подошел, сунул руку — сухо. Тепло и сухо. И четыреста тонн кукурузных початков в целости и сохранности пролежали всю зиму. Прошлой осенью заложили на хранение восемьсот тонн.
Так Федор Захарович, пользующийся вообще-то высоким авторитетом и уважением, чуть было не прослыл консерватором.
Совсем рассвело. Стал виден с бугра, где расположен ток, весь совхозный поселок. Буйная зелень пожелтела, облетели листья, и обнажились улицы. Подошел Владимир Чернышев, машинист с агрегата по приготовлению гранул. До начала смены оставалось с полчаса. Сильверстов попросил его: