— Уважаемый яшули, что-то давно не заходили к нам. Наши дети всегда рады своему главному учителю.
Потом в Кипчаке создавали колхоз. Велиев Мерет был первым председателем. Какие страсти разгорелись! Не понять, от чего было жарче — от палящего ли солнца, или от бури, бушевавшей в душах людей. Недавно приехал в гости в родной Кипчак генерал. Сын того самого Чарыева, что был когда-то у них секретарем комсомольской ячейки. Разговорились об Афганистане. Тут ведь вот рядом граница, рукой подать. Переживают все, что там и как. Ну революция, ну скинули короля, а дальше? И слушая молодых, Аннабаев думал, вспоминая те далекие тридцатые годы: «Им там в Афганистане легче. Только взгляд кинул на нашу сторону, только поглядел на поля, на их Кипчак, выросший и вверх и вширь — не надо и агитировать. Мы же шли, как в песках — не было троп, не было хоженых дорог».
...Ах, Кипчак, Кипчак — тут и воздух другой, и земля иная, и небо совсем не такое, как повсюду. Но уезжает опять Ашир Аннабаев из родных мест. На этот раз далеко, в неведомую Москву, в Коммунистический университет трудящихся Востока...
Москву он узнал и полюбил душой другого, запомнившегося на всю жизнь человека — Ага Каррыева. Отец его потомственный дехканин, родом был из Кипчака. Сам Ага в Москве переводчиком у туркмен, учившихся в университете.
— Ты не смотри, что здесь все не так, как в Кара-Кумах, — внушал он Аннабаеву. — Москва это тоже, как наш Кипчак, только больше. Ты гляди на людей. Вон старик, он как наш яшули Дурдыев. Помнишь Дурдыева?
Много лет спустя этот веселый черноглазый переводчик Ага Каррыев стал крупным ученым, вице-президентом Академии наук республики. А та самая просторная и светлая школа, что стоит сегодня в центре Кипчака и фундамент которой закладывал он, Ашир Аннабаев, названа именем Ага Каррыева.
...Как торопится потревоженная воспоминаниями молодости живая человеческая память, спешит вынести на свет божий все, что было в этой долгой, многотрудной жизни. Был Ашир Аннабаев после учебы в Москве начальником политотдела МТС в Каахке, редактором газеты в Чарджоу, партийным работником. И всегда стоял перед глазами Кипчак. В пятьдесят четвертом, будучи секретарем райкома партии в Бахардене, прослышал — что-то неладно в Кипчаке, захирело, запущено хозяйство. Война прошла на Западе, но своим черным крылом задела Кипчак. Многие не вернулись, надрывались старики и женщины, работая на фронт, обессилела земля. Аннабаев попросился туда поднимать отстающее хозяйство.
Ашир Аннабаев все такой же высокий и прямой, как в молодости, все еще крепкий и сильный, стоял в родном Кипчаке у самого истока своей жизни.
Из старых товарищей немного осталось. Мерет Валиев, когда они собрались вместе, спросил тогда:
— Ладно, мы уж тут безвылазно. А ты-то чего с такой высоты?
— Так Кипчак... — не нашелся что ответить Аннабаев.
И вот уже сегодня не по-весеннему ветреным холодным мартовским утром он стоит перед зданием колхозной конторы, высокий, прокаленный насквозь горячим песком и солнцем, еще крепкий в свои восемьдесят лет, с живым взглядом не по-стариковски молодых умных глаз. Фундамент этой конторы и Дома культуры с просторным залом — тоже закладывал он в пятидесятые годы. Тогда же «пробивал» школу. Ему говорили:
— Сейчас главное — поднимать хозяйство.
Он доказывал в ЦК:
— В двадцать четвертом у нас еще не было колхоза, а мы строили школу. Разве мы ошиблись?
Они тогда многое сделали. Поднимали хозяйство, расширяли посевные площади — спешил к ним живительный Кара-Кумский канал — закладывали фундаменты новых домов, сады и виноградники. Потом, позже, уже другие доведут начатое ими до конца.
Да и есть ли он, этот конец? Мы ведь вечно будем стремиться вперед, к лучшему...
Вот они сидят четверо в колхозной конторе — первый секретарь райкома партии Нурмурад Оразгельдыев, председатель колхоза Мейдан Аннадурдыев, его заместитель по культуре, секретарь парткома Хурма Шаммахова, ион, Ашир Аннабаев. Он тут, как яшули — старый уважаемый человек. У них в колхозе существует совет яшули, пользующийся непререкаемым авторитетом.
Старый Ашир догадывается, что председатель колхоза пригласил его неспроста на эту беседу, для поддержки. Председатель ему вообще-то нравится. С тех пор, как Ашир ушел на пенсию с должности председателя, он по-особенному ревностно приглядывается ко всем, кто становится у руля в колхозе. Не все ему по душе. Иной раз остановит себя — хватит брюзжать, старик ты уже, старик. А душа не спокойна.