Выбрать главу

Мейдана Аннадурдыева избрали председателем два с лишним года назад. Раньше он был главным бухгалтером в соседнем колхозе, и иные сомневались:

— Тихий он какой-то.

Другие говорили:

— Хватит с нас бойких. Последний довел до ручки хозяйство. Этот экономику знает.

Но кроме экономики, он знал главное: все начинается с человека. И совсем не случайно правой рукой у него сегодня спокойный, рассудительный партийный секретарь Шаммахова. И совет с людьми, забота об их быте, о судьбе каждого, и чтоб судьба эта слилась с судьбой всего Кипчака — тут они многое сделали. Хозяйство пока не самое лучшее в районе, но оно быстро набирает силы. Одно из первых заседаний правления председатель начал неожиданно полушутя-полусерьезно:

— Вот говорят же, что земля — колыбель человечества, но, мол, не вечно же он в ней должен находиться.

— Это про космос, — подсказал кто-то.

— А я о нашей кипчакской земле, — продолжал председатель. — У нас под боком канал. Мы — большой огород и сад под Ашхабадом. Нам надо расширяться и расти.

Это его идея была об освоении бросовых земель. В первый год они освоили немного. Заложили пятьдесят гектаров виноградников, в междурядьях посеяли репчатый лук, посадили сад. А председатель, посоветовавшись с яшули, — тут его Ашир Аннабаев здорово поддержал — глядел дальше:

— Надо осваивать новые земли, что рядом лежат.

Он «пробил» свою идею в Министерстве мелиорации. И дело вроде бы сдвинулось. Решено бурить там десять первых скважин. Вот сидит сейчас председатель — молодой, разгоряченный, доказывает секретарю райкома:

— К тем пятидесяти гектарам мы к концу будущего года прирастили бы еще триста!

— В чем же дело?

— Так Главкаракумстрой у нас всего один экскаватор держит на Бекраве.

Секретарь райкома разводит руками.

Старый Ашир Аннабаев, в свое время побывавший в роли того и другого, сидит, выпрямившись, в неизменной лохматой шапке, запахнув полы длинного халата, слушает их разговор и думает: «А чего, собственно, они меня позвали. Они ведь образованнее меня, и все у них будет хорошо. А я что? Мне вон внуков надо нянчить. Их двадцать восемь человек. Вот сейчас встану, скажу об этом и уйду».

Но он не встанет и не уйдет. Он будет, может быть, даже молча сидеть до конца разговора. Но от этого спокойнее и надежнее будут чувствовать себя все, кто сегодня рядом с ним.

Дорогие наши яшули, как многое в этой жизни вы умеете. Даже когда просто молчите.

1982 г.

Отцовская поделка

Заминка вышла в самый что ни на есть ответственный момент. Торжественно открывали на площади перед заводоуправлением монумент. Вершинину показали: дернешь за этот шнур, и покрывало само спадет. Подали команду, он хочет дернуть, а сила в руках пропала.

— Ну чего ты? — толкают его в бок.

— Заело, видать...

— Крепче дергай. Силы, что ли, нету?

Он хочет еще крепче потянуть, а сила-то и вправду пропала от волнения. Может, открывал Вершинин не просто монумент, на котором водрузили знаменитый зеленый автозаводовский Газик довоенного выпуска, а всю свою жизнь, свою судьбу. Потому как имела его фамилия прямое отношение к этому газику...

По весне где-то получил Денис Иванович Вершинин письмо из деревни Медведково Кировской области от дяди Сафония Кузьмича. Тоже Вершинин. У них там до войны вся деревня сто двадцать дворов и только три фамилии. Одна из них, самая многочисленная — Вершинины.

Так и так, писал дядя, почитай, один я тут из роду-племени остался, мне под восемьдесят, приехал бы навестить. Слыхал, мол, высокую награду тебе дали, не загордился ли? Ты уж приезжай. Порадуй старика.

Последний раз Вершинин ездил в родные места с женой, на мотоцикле. Два дня добирались. В этот раз Зоя Ивановна не поехала, она дорабатывала до пенсии, и Вершинин решил отправиться один.

— На машине, что ли, поедешь? — спросила Зоя Ивановна. Вершинин, подумав, ответил:

— Неудобно на машине. Вишь, просит — с наградой. А тут еще и на собственном «Москвиче».

— «Москвичей» сейчас в деревне поболе чем в иных городах.

— Все одно неудобно как-то, — повторил Вершинин. — Поездом поеду.

— И то верно...

Прежде чем пойти в дом к дяде, Вершинин долго бродил по знакомым местам. Все тот же был просторный луг и светлая до самого дна речка Лобань. Только все стало как бы помельче. И речка мельче, и домов меньше — с два десятка. Из старых своих знакомых встретил он закадычного дружка Савелия — в школе вместе учились. Узнал Вершинина, искренне обрадовался:

— Слыхал-слыхал, что ты стал знаменитым токарем. — А я вот пожарником в колхозе. Тоже, скажу тебе, работа, иной раз просто-таки геройская.