— Дело нелегкое. План-то с вас не сняли. Как бы он не затрещал...
Они не только быстро освоили машины, но через два месяца уже давали древесины больше всех по объединению. Конечно же, работали в три смены. А что делать: триста тысяч кубометров в год вынь да положь.
Смотрит Павел Васильевич за окно на поселок, на темнеющую вдали зеленую стену тайги, свое царство, и говорит:
— А полтора миллиона кубометров древесины мы дадим. Это точно. Как раз два пятилетних плана в одну пятилетку.
— Не жалко лес рубить?
— Как сказать. Без древесины ведь не прожить. Не руби дерево, оно само через какое-то время умрет. Все в природе меняется. Вы знаете, у нас какая борьба за сохранение подроста?! Будь здоров!
— И это издавна?
— Вы про природу не первым заговорили. Бывает, приедут ко мне гости или журналисты. Везу их мимо тех мест, где почти четверть века назад со своей бригадой рубил лес. Там стоят такие рощи. «Самые, — говорю, — грибные места; Отсюда лес пошел на стройки всей страны. А теперь тут новый лес, вон какой стал». Вот так! Природа! Она еще всех нас обставит...
«Секрет фирмы» Попова — так в чем он? Конечно же, в передовой технологии, в максимальном использовании техники, в творческом духе. Но главное, наверное, в том, что внушал он молодому лесорубу Диме Селезневу: скажи самому себе и убеди другого рядом, что все в бригаде, в области, в стране зависит только от тебя. Это такая простая и ясная мысль у самого Павла Попова еще оттуда, из костромских лесов, с берегов Ветлуги, от красного флажка над дугой.
1985 г.
Поземка
Что нынче за погода: уже год на излете, зиме от роду, почитай, месяц, а ростепель, как в позднюю худую осень. С ночи, правда, чуть приморозило. Подтаявший накануне снег хрустел под ногами, и под это мерное хрустенье хорошо думалось.
Рожков приостановился перевести дыхание — спешил на рудник, подумал: «А ведь раньше покрепче были зимы». Усмехнулся — старею... Это же только старики говорят: «Вот в наше время...»
С пятьдесят шестого он на Соколовско-Сарбайском комбинате. Теперь уже забылось тяжелое и горькое — многодневные морозы с буранами, жестокие пронизывающие ветры. Помнилось главное — как поднимал первый ковш руды. Когда орден Ленина вручали, детишки цветы преподносили. Глядя на одного конопатого, он тогда дал себе слово: пройдет лет двадцать, жив буду — найду его, интересно же, как у таких-то жизнь сложится?..
Рожков вдруг остановился и подумал: все-таки как будут вспоминать нынешнее время молодые, кто сегодня с ним в бригаде? Будут ли говорить о романтике? Ведь ни времянок, ни палаток, и зима не та. Что вспомнит, к примеру, тот же Яков Гемель...
Яков Гемель брал автобус штурмом. Первый приступ оказался безуспешным. Во время второго с него сбили шапку. И сбил-то свой парень из их же бригады Олег Матвеев.
— Олег! — успел крикнуть Яков, — передай там моим, что не мог влезть!
Накануне Яков не выспался.
У них проблема: в детский сад дочку в один конец города, сына — в другой. А самим на работу. У других бабушки. Отец же Якова сам человек рабочий, сыновьям сказал: «Женился — сам становись на ноги». Что ж, верно. Вот и становятся.
Он сидел, клевал носом, рассказывал детям разные байки. Пришел дружок Коля Мягченко с девушкой.
— Вот, — сказал, — это невеста. Свататься еду.
— Не откажут?
— Нет, — уверенно заявила невеста.
— Поздравляю.
— Ты это... — помялся Николай. — Раз мне ехать, может, отработаешь за меня смену?
Яков глянул на примолкнувшую жену.
— Дело святое.
— Так ведь третью же ночь подряд, — подняла голову жена.
Провожая Николая с невестой до порога; негромко сказал про жену.
— Ты не сердись. У нее отчет там на работе, а тут дети.
— Мы понимаем, — ответила за Колю невеста.
Проводив Колю до порога, Яков подумал о том, что вот гляди ты, пока работали по-старому — мог согласиться отстоять смену, а мог и сослаться на ребятишек. А теперь откажешься — себе же в урон: на один наряд работают. Вот как оно все поворачивается...
Он сел-таки в автобус с третьего приступа и еле успел на смену. Переодевшись и получив наряд, бегом кинулся к другому автобусу, что шел в карьер, лихорадочно думая: «Только бы Папа не узнал, а то будет нагоняй».
«Папой» они в бригаде уважительно зовут за глаза своего бригадира Николая Никитовича Рожкова.
Чуть более полутора лет назад Рожков совсем было уже собрался на пенсию, по стажу. А ему предложили вроде бы полушутя-полусерьезно: