Выбрать главу

— Он тебя вообще обижал, Димитрий. Наверное, потому, что ты у меня ростом не вышел.

Это жена Белограда Екатерина Дементьевна вступает в разговор.

— При чем тут рост? — вскидывается Белоград.

— Обижал, обижал, — «заводит» его жена. — И замуж за тебя не хотел меня отдавать.

— Чего ж это я не хотел? — смущается именинник.

— А как я однажды поехала на свидание к Димитрию на велосипеде, с горы спускаюсь, а тормоз не работает. Скажи, это ж ты что-то сделал с тормозом?

— Ну я, — признается старший брат. — Нашла что вспоминать через пятьдесят лет. Женился все-таки на тебе Дмитро. Он даром, что маленький, а пробивной...

А он и правда удивительной судьбы, этот сидящий рядом сухонький человек. На фронте был командиром взвода разведки. Сколько раз в поиск ходил, и не упомнишь. Вот это же у него шрам на щеке от фашистского кинжала.

— Не по себе ношу схватил, — смеется Белоград. — Темно было, в траншее тесно, ну я не разглядел, подхватил «языка», а в нем, чувствую, мать честная, больше центнера весу. Подмял меня да как даст кинжалом: еще чуть — и по горлу бы полоснул. Кровь хлещет, а я под ним лежу, притаился, будто неживой.

Он, видать, решил, что все со мной, поднимается. Ну я изловчился, треснул его автоматом по голове, он и грохнулся со всего размаху. Тут кто-то из наших подоспел: вдвоем мы его и приволокли к своим.

Белоград прошел всю войну. Стоял насмерть на Лысой горе под Сталинградом. Мать получила похоронку. На памятнике в селе — это на площади недалеко от того места, где мы сидим, — фамилия его: погибшим же считали.

Белоград машет рукой:

— Да пусть себе фамилия стоит, раз так вышло. Я-то живой.

У него два ордена Славы. Он участвовал в Параде Победы на Красной площади.

...Я часто думаю, слушая эти седые разговоры наших ветеранов: они обыденно, без высоких слов рассказывают про войну. Вот и Белоград: про то, как его чуть не прикончил фашист в траншее, а он вывернулся, про то, как его убивали и не убили, про два ордена Славы. И выходит все так просто, как вообще жизнь и работа. А отдают ли они себе отчет в том, что в них была та сила, которую не одолел фашист? Отдают, конечно. Но как у любого русского, или украинца, или грузина, или казаха заложено в каждом из них искони самое главное: надо было стоять — и стояли. Как работали. А говорить? Что ж об этом много говорить: так разве, если вспомнить...

Дмитро Белоград вернулся домой, и стали они с женой работать в Одессе на заводе имени Январского восстания: он — сварщиком, она — маляром. Три года назад ушел на пенсию. У них свой домик, участок.

— Не мог дома усидеть: тянет на завод, хоть ты что...

Жена его перебивает:

— Ну ладно уж, распушил хвост.

— А что я сказал такого?

— Про меня вон тоже на Январке песни поют, про мои белые волосы...

И тут разговор переменился — стали о детях говорить: сын именинника Виктор (он майор милиции) из Одессы приехал. Тоже в отца — немногословен. Чуть позже подошел председатель колхоза Борис Васильевич Телков и с порога весело сказал:

— Это что ж мы про именинника забываем? Про главного нашего человека. Если б не он, мы б тут без этого хлеба были. — И, нам поясняя, добавил: — Мельник он у нас...

Именинник тоже прошел войну, а потом сюда, в Стрюково. «Здесь наши корни: и дед и отец мой здесь родились и прожили». Всю жизнь проработал механизатором. Потом — на пенсию. А тут пришел в колхоз новый председатель Телков. Среди множества других дел увидел: стоит старая мельница. Говорят, была когда-то, да мельники перевелись, а хлеб молоть приходится возить за тридевять земель. Стал председатель искать: может, кто-то из мельников все-таки остался? Нашел Николая Дементьевича Шендрика, сегодняшнего именинника.

— А я и вправду еще в детстве все на мельницу бегал: интересно. Да потом там еще жмыхом можно побаловаться. Это ж, как халва. Тогда были там старые опытные мастера, Сугорский Петро, например. У него я многому учился.

Шендрик подобрал хороших себе помощников; Иващенко Василия Ивановича, Мовчана Владимира Владимировича, Тамбовского Николая Андреевича. По винтику, по железке поставили мельницу. Да еще и маслобойню оборудовали. А на маслобойне главная должность — жаровщик. Он подсолнечное семя готовит. Дело это очень тонкое. Тут талант нужен. Обнаружился он у Василия Ивановича Иващенко.

Сейчас их подсолнечное масло на всю Одесщину славится. От масла дух такой — не оторвешься. Макнешь в него горбушку хлеба — и ничего не захочешь больше. Плату за масло они не берут — жмых колхозу оставляют. Идет он на корм скоту. У них в хозяйстве благодаря этому за последние годы надои молока заметно поднялись.