— Работаем дальше, — приказал он растерявшимся друзьям. — Это ничего не значит, у нас еще двое моторных саней, мы все равно справимся! Работаем дальше.
Глава XVII
Антарктида, Китовая бухта, 1911 г.
Направляясь утром к палаткам, в которых жили собаки, Руал любил оглянуться на деревянный зимовочный дом, названный полярниками Фрамхеймом, и убедиться, что их жилище, освещенное незаходящим солнцем и сильно припорошенное с одной стороны снегом, выглядит так, будто стоит в этом месте уже много лет, а не около месяца. Построенные рядом с домом высокие ледяные стены, за которыми были спрятаны от собак тюленьи и пингвиньи туши, и начатый, но еще не доделанный снежный вал для защиты от ветра еще больше усиливали это впечатление. Смотреть на это было приятно — почему-то возникало ощущение, что точно так же этот дом и окружающие его ледяные постройки простоят среди белых холмов еще год, а если понадобится, то и больше. И эта уверенность сопровождала начальника экспедиции весь день, пока они с друзьями ездили на собаках к кораблю и возвращались с новой партией груза обратно.
Собаки знали, что хозяева сейчас придут к ним, когда те еще только открывали дверь дома, и к тому времени, когда Амундсен с Вистингом подошли к их жилью, оттуда уже доносился радостный приветственный лай. Следуя заведенному еще на корабле ритуалу, путешественники обошли всю палатку, погладив и потрепав по голове каждого из довольно вилявших хвостами псов и только после этого принялись отвязывать от подпиравших палатку шестов тех собак, которых собирались ставить в этот день в упряжку. Лассесен и Полковник, одни из самых больших любимцев Руала, вертелись вокруг него волчком, то и дело вставая на задние лапы и пытаясь поставить передние хозяину на грудь. На других собак, порывавшихся сделать то же самое, они при этом грозно порыкивали, и Амундсен поспешил отвязать их обоих первыми и поскорее вывести их на улицу.
Там он отпустил огромных псов на свободу, и Полковник принялся деловито обнюхивать новые следы полярников на снегу, а Лассесен вприпрыжку бросился к соседней палатке, зачем-то обежал вокруг нее, а потом, плюхнувшись в небольшой сугроб, стал валяться в нем, разбрасывая рыхлый снег во все стороны. Амундсен и его помощник, тем временем, выпустили из палатки остальных собак, и вся стая, уже знавшая, чем им придется заниматься, потрусила к присыпанным снежной крупой саням. Лассесен обогнал своих собратьев и первым добежал до саней, о чем сразу же сообщил всем вокруг звонким лаем.
Наблюдая за тем, как Лассесен резво скачет по сугробам, Руал облегченно вздохнул — значит, его отмороженная два дня назад лапа окончательно пришла в норму. Хотя этого и следовало ожидать, но все же тогда, увидев, как пес неловко передвигается на трех лапах, даже не пытаясь наступить на правую заднюю, Амундсен здорово испугался. Пришлось ловить хромающую собаку за ошейник, тащить ее в дом, разматывать цепь, в которой случайно запуталась ее лапа, и больше получаса медленно согревать эту лапу руками. Лассесен сперва недовольно ворчал, сердясь на хозяина за то, что тот увел его с улицы, где он успел потрепать еще не всех собак из других упряжек, а потом, когда в лапу стала возвращаться чувствительность, начал тонко, по-щенячьи скулить, мгновенно лишившись своего грозного и независимого вида. Время от времени Руал, хорошо знавший, какую его пациент должен был испытывать боль, гладил его по носу и по голове, но отнимать руки от пострадавшей лапы надолго было нельзя, и в основном собаку приходилось успокаивать голосом.
— Будешь в следующий раз знать, как отвязываться, пока никто не видит, — ласково ворчал на него Руал во время всей процедуры. — Будешь знать, как цепь на себя наматывать… Ну не скули, не скули, ты же ездовой пес, а не комнатная собачка какая-нибудь! Вполне можешь и потерпеть!
Обиженный сравнением с комнатной собачкой Лассесен с тихим рычанием показывал Амундсену зубы, но его глаза все равно смотрели на хозяина с бесконечным доверием и благодарностью. Наконец, лапа стала такой же теплой, как и руки Руала, а потом и еще теплее, а сам пес перестал скулить от боли, и Амундсен оставил его в доме — отдыхать и думать над своим поведением. На следующий день, убедившись, что Лассесен почти не хромает и вообще выглядит здоровым, Руал вернул его в собачью палатку, но полностью избавиться от беспокойства за пса ему не удалось. Зато теперь он, наконец, убедился, что неприятность с обморожением прошла для Лассесена без всяких последствий.
— Все, больной, кончилась твоя сладкая жизнь, пора работать, — усмехнулся главный полярник и, отработанным движением схватив Лассесена за ошейник, повел его к саням. Вистинг, вокруг которого тоже вертелись радостные собаки, начал запрягать их в другие сани, и вскоре оба путешественника уже были готовы ехать на побережье. Помахав другим полярникам, которые к тому времени тоже подтянулись к саням, Вистинг забрался в сани, и его собаки дружно рванулись с места, в очередной раз огласив окрестности звонким лаем. Псы в упряжке Амундсена тут же последовали их примеру — не дождавшись, пока их хозяин займет свое место в санях.
— Куда?! А ну стоять!!! — брошенный собственными собаками, Руал попытался ухватиться за бортик саней и опрокинуть их набок — обычно это помогало остановить убегавших животных, но его рука в огромной меховой варежке схватила пустоту: Полковник и его товарищи помчались за Вистингом слишком стремительно. Изрыгая проклятия и размахивая кнутом, Руал погнался за беглецами, но с таким же успехом он мог бы попытаться догнать автомобиль: пустые, ничем не нагруженные сани были такими легкими, а снежный наст, по которому собаки их везли, таким гладким и скользким, что они почти сразу оказались на добрую сотню метров впереди своего командира. Амундсен машинально пробежал за ними еще несколько шагов, поскользнулся и под задорный хохот своих друзей плюхнулся на снег.
— Ух, бесстыдники! — Руал погрозил убежавшим собакам кулаком, вскочил на ноги и принялся искать выроненный кнут. Вистингу, тем временем, удалось, наконец, остановить своих разогнавшихся собак и повернуть сани обратно к забытому возле дома командиру. Упряжка Амундсена, догнав своих «соперников» победоносно залаяла и тоже потащила сани назад — впрочем, довольно медленно, потому что и пристегнутый впереди всех Полковник, и его собратья уже догадывались, что хозяин вряд ли погладит их по головке за самовольный отъезд.
— Лови свою живность, пока опять не сбежала! — весело крикнул Вистинг. Руал к тому времени уже подбежал к провинившейся упряжке, сердито прикрикнул на опустивших уши и всем своим видом выражавших вину собак и забрался в сани. Остальные путешественники к тому времени уже тоже были готовы ехать, и вскоре несколько саней вытянулись в длинную вереницу, быстро помчавшуюся по белым просторам к поджидавшему их у берега кораблю. Впереди по-прежнему ехал Вистинг, и другие собаки изо всех сил старались догнать его упряжку, так что их даже приходилось придерживать. Все шло, как обычно — до того момента, когда сани Вистинга поднялись на очередной, самый высокий в этих местах холм и он внезапно привстал и принялся всматриваться куда-то вперед, а потом, обернувшись к ехавшим за ним товарищам, начал яростно размахивать руками.
— Что он там увидел? — обеспокоено проворчал Руал, тоже приподнимаясь в санях. Вистинг что-то крикнул, но до него было слишком далеко, и ни Амундсен, ни те, кто ехал позади него, не смогли разобрать ни слова.
Между тем на холм въехали следующие сани, которыми управлял Улав Бьолан, и внезапно он тоже подскочил на своем сиденье и несколько раз махнул рукой. Остальные полярники, сгорая от нетерпения, принялись подгонять своих собак. И каждый из них, оказавшись на вершине холма, начинал приплясывать и что-то кричать остальным, тем, кто пока ничего не видел.
К тому времени, когда на холм поднялись сани Руала, он был готов увидеть там все, что угодно. И все равно открывшееся перед ним зрелище стало для него полной неожиданностью — рядом со слегка размытым в тумане силуэтом «Фрама» на горизонте виднелись устремившиеся в небо мачты еще одного корабля.
— Парни, давайте скорее сюда! — заорал Амундсен, вскакивая с места и взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. Ехавшие за ним Хансен и Стубберуд крикнули что-то в ответ, но ветер донес до Руала только отдельные звуки. Он еще раз, теперь уже с досадой махнул рукой и прикрикнул на запыхавшихся во время подъема на холм собак. «В конце концов, чего мы все так с ума сходим? — усмехнулся он про себя. — Знали же, что Скотт тоже сейчас в Антарктиде! Так почему бы его судну не пройти вдоль берега? Нет в этом ничего удивительного, обычное дело для полярной экспедиции».