Выбрать главу

Сильная красная рука, длинные, сухие, шершавые пальцы обвили мою руку. Прошяние. Затесавшиеся в скрипе пола, стуки шагов. Все дальше, все тише...

Умолкли.

Жил и не знал на что употребить эту жизнь, не знал что с ней поделать. Я мог, но не знал как жить. Появилась она, наполнила, одухотворила желанием, знанием жизни. Я знаю как и зачем жить, я должен жить, но все кончено. Впереди тюрьма, сожаления, пережевывания до изнашивания чувств воспоминаний, смирение, умирание. К счастью Из кошмара жизни, всегда может разбудить, грохот пули по черепу. Уже нечего утаивать. Могу вывернуть душу как карманы. Вот я весь раскрытый непрочитанной книгой. А жизнь вырывает из нее страницы, еще чистые, не расписанные болью, не заляпанные чернилами разочарований, страницы надежд. кем я буду чем послужат моя жизнь и смерть, каплей в океане человеческих страданий, невзгод, счастья, или океаном в капле. В той капле в которой и нашли мои чувство глубины, невиданные в этом водовороте человеческих судеб?

Невозможно счастье без свободы и столь же невозможно исключительно через насилие, привить людям страсть к этой самой свободе, а только лишь в сочетании с примером. Как я могу сделать для общества больше, чем способствовать в освобождении индивида и словно семья, зародить в сердце самого общества, счастливую, своей страстью свободы, личность. Из ее счастья, из счастья свободных - пламенных семян тлеющих под слоями культуры, морали, человеческой глупости, вырвутся на свет ростки революции. Не поджигателями, а горящими сердцами счастливых, свободных, разгорится, перекинется на общества, пламень революции.

Глупость. Нет никакого выбора, как можно быть частицей пара, пушенного в свисток, возвещающего о прибывающем поезде революции, когда могу быть ветром свободы для корабля ее жизни? Корабли с надутыми ветром свободы парусами тащат за собой революцию. Нет никакого выбора. Я должен ценой жизни и больше ненависти. что эта за цена перед ее счастьем. Не боясь быть ненавистным для желанной, пожертвовать любовью в ней ко мне, ради ее свободы. Ради ее счастья. Даже если это счастье, будет воздвигнута на ненависти ко мне. Ненависти той, в которой только и искал любовь. Настоящая истинная добродетель кроется в насилии. Когда даже приведенная в реальность, одуществленная через насилие, она остается благом. Всякое благо нуждается в насилии, или над самим собой, или над другими. насилие есть истинная мерило блага. Мая жизнь не принесла нам счастья, пусть хоть смерть поспособствует ее счастью, новому началу.

Один выстрел. Два трупа. одна спасенная жизнь.

Она

Расставание никогда не бывает вовремя. Или слишком рана, слишком многое хочется сказать и все слова замещает густое, обволакивающее, свинцовое молчание. Или слишком поздно и уже нечего сказать. Подбираешь слова и ничего не подходит под происходящее, кроме молчание. И мы стояли обнявшись и в каждом движении, мгновении, было молчаливое слово, еще никем не сказанное, никем не подуманное, чистое.

Мост. Теплое тело вросшее в мои чувства. Теплая рука на моей ладони. Теплый ветер причесывал ее волосы и волны реки, словно гриву. Вереница опавших листьев от ветра змеей, гремя золотистой чешуей проскальзывал из тени в тень. Шум потока машин сливался с шумом реки, неудержимо рвущегося наружу из своего бетонно-каменного одеяния. И жизнь неутомимым потоком вырывается, каждым днем, каждой секундой, неудержимо вырывается из чувств ее обладателей. Так и не прожитой, не вкушенной и ее стремление, желание вырваться, так и останется для людей самым ярким, сильным проявлением жизни в них. удивительно красиво. самым сильным осознанием желанного есть, страх потерять желаемое. Они смотрят на небо в оцепенении, прижавшись к земле, не смея поднять голову, не смея пошевелиться, от страха застыв в оцепенении, благоговением взирая на него, что бы вся эта громадина ненароком не обвалилась на их несчастные головы. А мы стоим на небесах, опьяненные страстью. Неудержима, с упоением прыгаем, скачем на нем в предвкушении крушения всех миров и несчастных голов.

Все была единым, все переливалась, перетекала, перерастала, врастала друг в друга и исторгала, вырывала, выкорчевывала меня из себя. А она, будучи объята моими руками все же, была частью этого целого, принадлежала ему, а не мне. Была частью его и все оно была ею. Я пытался прижиматься, втиснуться, просочиться, стать маленьким крохотным. Не быть что бы стать его частью. Потерять себя что бы найти, обрести его. Назойливый, брошенный, отвергнутый. Все была одним а я одиноким. Одинок в своем одиночестве.

Все была жизнь.

-Я устала. Ты можешь понять что я устала? Не хочу! Не хочу любить, не хочу быть счастливой, хочу что бы жизнь была сносно. Что бы снести, дотащить ее до могилы, что бы она избавилась от меня, а не я от нее. Не хочу жить, не хочу умирать. Ничего не хочу. Ничего не могу. Надо пережить шторм и только за тем выйти на берег и собирать щепки разбитых кораблей. Это и есть жизнь превращенная в искусство. Счастье и горе надо осмыслить. Но что бы дотронуться до этого жара надо подождать когда оно остынет-угаснет. А мы вечно от края в край. зачем прилагать усилие, пытаться спастись, когда так упоительно тонуть.- в голове вертелась только одно. Хочу быть. Хочу быть этим мгновением, нечаянным касанием носа ее щеки. Хочу жить. Вцепиться чувствами в мимолетное, прошедшее, рождение и смерть которого, была одним, непрерывным актом существования.

-не слушай, не верь мне, все это глупость. Найди меня. Пусть даже в следующей жизни. Обещай, обещай что найдешь хотя бы в следующей жизни и вырвешь меня из объятий суеты, какую бы невыносимую боль при этом не пришлось бы причинить мне. Знаю милый, все это ложь, но как же сладка она. Как можно не упиваться напиваться ей.- поцелуй вместо ответа. Капельки слез на губах. Правда не горькая. скорее соленная.

Я болен счастьем.

***

прокурор отложил тетрадь. отрешенно смотрел в никуда упершись взглядом в стену. Это дело было шансом которого он добивался многие годы труда, интриг, прожженных нервов, унижений, отчаянной смелости, уступок- обстоятельствам и своей совести и сейчас из за скомканной тетради, этот шанс, из политического дела способного его самого сделать политической фигурой, превращалась в заурядное дело с любовью, изменами, ревностью. Он был уверен что всем было бы лучше если тетрадь исчезнет. Человек который должен был стать его палачом, погубить всю его жизнь, своим преступлением становился его же благодетелем и это благодеяние, давала ему возможность отплатить благом. Память о человеке, сомнительными рассуждениями которого решалась его жизнь, висевшая пару дней назад на волоске, сейчас полностью зависела от его воли и это давно утраченное чувство власти, ставшее давно привычной для него, снова кипела в нем, опьяняла его, видя чужую окровавленную руку, взнесенной над своей судьбою.

Преступник из полусумасшедшего неудачника превращался в террориста, она из неверной жены в уважаемую вдову, жертва из неудавшегося мужа, в выдающегося бизнесмена и политическую фигуру, жертву террора негодяев, а он виртуозна развернул бы перед зрителем, всю эту картину, на людской и законный суд, наилучшим для всех участников образом и получил бы за столько лет вымученное уважение и почет, которые заслуживает как никто другой.

Словно очнувшись, возвратившись из своих размышлений, настойчиво стал искать что должно была быть в комнате, но никак не хотела попадаться ему на глаза.

- где шредер?- крикнул раздраженный своей столь несущественной неудачей, на молодого человека в розовом галстуке.