Белый кот
Эта дорога одна во всем мире и она ведет тебя, пока ты, как пьяный, не можешь разобраться в своих ориентирах. Пусто. Ты оглядываешься и видишь ту же дорогу. Холодно. Весна пришла месяц назад и ее запах щекочет ноздри. Луна где-то слева, такая яркая и золотистая, окаймленная красноватой дымкой. Ты видишь. Ты еще можешь видеть. Рассвет близко, но ты не ждешь. Мягкий, отравленный обреченностью воздух. Еще усерднее заворачиваешься в свое серое пальто. Оно холодное, оно велико на тебя. Вдали мерцает свет в окне жилого дома, насыщенный, вкусный, как абрикосовое варенье. Недосягаемый и призрачный. Щемящее чувство, как будто если пойдешь на свет, не найдешь ни окна, ни дома. Ты же знаешь, что за тепло от него исходит и знаешь, куда идешь. Дорога ведет прямо. Она расплылась, и небо расплылось, думаешь, может, хоть камни под ногами реальные. Руки мерзнут. Руки сухие и холодные, как металл. Ветер срывает пальто.
Постепенно перед тобой вырастает город, такой же расплывчатый и седой, как дорога, и все же его отличает совсем иной троп. Тебя обступают бетонные исполины. Ты подходишь к одному из таких, человек на пункте выплевывает тебе свое ежедневное "пропуск". Даешь ему пропуск, мельком смотришь ему в глаза, а сам думаешь: "Неужели?". Еще год назад ты не был таким, сейчас бесполезно искать в твоих глазах утешения, вокруг них собралась тьма. "Человек" говорит тебе проходить. Ты бросаешь последний взгляд на улицу - рассвело. Здания как бы обсецвечены, шею ломит, пустота подступает ко внутренним границам и тебе уже все равно, куда. На входе тебя настигает залп звуков, слов, криков, смешанных, мгновенных неразбираемых, но тут же ты понимаешь: в зале никого нет. Показалось. Сколько еще будет таких "Показалось"?
Твой кабинет последний в конце длинного коридора. Кипа бумаг лежит на твоем рабочем столе. Темно. Буквы на бумаге вызывают специфическое чувство тошноты, как будто с каждым завитком своей подписи ты затягиваешь все сильнее петлю на своем горле. Из окна брезжит слабый свет. День медленно уходит в никуда.
Вечер опускается, ты пишешь что-то под свет лампы. Липкая тень падает на противоположную стену. Металл оседает на твоих аллюминиевых пуговицах, на волосах, пиджаке, коже. Металл покрывает коркой твои ботинки. Пришел "важный человек", зашел без стука, говорил что-то громко и бессвязно, резал стальным голосом тишину, вышел. Разредил воздух. Ты хочешь сказать: "Разве не видно, что я не слышу? Разве не видно, что мне уже все равно?". Тебе не доверяют, это известно. "Ты хитришь" говорят тени. Их голоса маленькие, искаженные, скрипучие. "Ты хитришь" - читаешь ты в бетонных глазах охраняющего. Ты знаешь, что тени объявили тебе войну, ты числишься среди них только количественно. Ты им неугоден.
Ты проходишь корпуса и тебе открывается город. Он зажег тусклые желтые лампочки в многоэтажках. Где-то в таком же доме с такими же окнами зажег лампу твой друг. Дома частные горят ярче, в них еще живы толстые восковые свечи. Спиной чувствуешь присутствие того места, откуда ты вышел. Как гильотина, оно нависает над твоим простуженным горлом, вот-вот лезвие коснется кожи и связь оборвется. Сколько раз можно умереть за свою жизнь? Мысленно попрощаться с миром, с собой, приготовиться и шагнуть в пропасть абсолютно пустым. Но не завершить. Считается, что если после этого человек цел, то и смерть не наступила. А не уронил ли он часть своей души в бездну, над которой стоял? Сможет ли вспомнить и воссоздать в деталях то, что помнил минуту назад? Сможет ли он быть тем же человеком?
Ты идешь по широкой улице. Идешь медленно, чувствуя, как ноги касаются земли. Везде что-то незаметно движется, что-то негромко звучит, что-то пребывает в вечном обороте. "Я..." - слышится откуда-то из окна и обрывается. И ты продолжаешь:
Я думать о тебе люблю.
Когда роса на листьях рдеет,
Закат сквозь солнце холодеет
И невесомый, как идея,
Туман над речкою седеет.
Ты тяжело дышишь. Еще больше замедляешь шаг.
Я думать о тебе люблю,
Когда пьяней, чем запах винный,
То вдруг отрывистый, то длинный,
И сладострастный, и невинный,
Раздастся посвист соловьиный.
Я думать о тебе люблю.
Ты подходишь к высокому дереву, прислоняешься к нему лбом и закрываешь глаза. Какие тяжелые веки, какая тяжелая голова. Ты вцепляешься руками в кору, в груди невообразимо давит, у тебя выступают слезы. Ты дважды ударяешь дерево кулаком.
Ручей...
Ручей, ропща, во мрак струится.
И мост. И ночь. И голос птицы.
И я иду. И путь мой мнится
Письмом на двадцати страницах.
Ты смотришь в окна жилых домов. Люди в них как на ладони, такие простые и невинные, так нага и уязвима их жизнь в этих окнах. И каждый занят своим делом, и каждый о чем-то думает, что-то планирует, каждый из них живет. Как же далеко они находятся - думаешь ты, - как же безнадежно далеко.
Ты проходишь дома и видишь овраг. Уже довольно темно. Ты спускаешься.