Я ни капли не изменился в лице, лишь продолжал смотреть прямо, придав своему виду нарочитое спокойствие и загадочность.
– Мне придется тебя убить, – наконец легко проговорил я.
Девушка с парнем засмеялись и, как полагается, забыли о том, что хотели узнать еще с минуту назад. Терпеть не могу мнимую заинтересованность. Я оглядел людей, шедших рядом с нами как бы в одной компании. Группа из десяти человек разбилась на небольшие кучки, они так же, как и мы, говорили ни о чем.
Заметив курящую Rothmans девушку, я подошел к ней и предложил зайти за выпивкой в магазин неподалеку, уверенно сославшись на то, что мне так же тоскливо, как и ей. Она с радостью согласилась, и я взял нам по бутылке недорогого пива в круглосуточном ларьке. Мы тихонько пили свое пиво и закрывали свой моральный долг перед этой встречей, не обременяя друг друга излишними разговорами.
Скромно простившись с близсидящими людьми, я покинул место встречи в то время, как остальная часть активных студентов с оживленным шумом пошла в сторону общежития, ведя под руки парня, сильно напившегося еще до всеобщего сбора.
Дома я выслушал от моей вечерней собеседницы развернутый рассказ о том, как было потешно добираться до общежития вместе с любителем поквасить. Там хорошо, где меня нет, задумался я, пришлось переступить через себя, чтобы прийти на этот праздник жизни, и уйти, позже осознав, что он начался точь-в-точь, как я покинул его. Невезучий человек? Или же я не понимаю, что делаю что-то не так? Смогу ли я стать для кого-то незаменимым и достойным внимания?
– Так как тебя зовут на самом деле? – внезапно с интересом спросила она.
II
– Я втайне пользуюсь человеком, когда пишу о нем песню, но никому из нас не причиняю этим никакого вреда, верно? – наивно полагал я.
Ранним утром я сидел в своей комнате и старательно подбирал слова, чтобы выразить скопившиеся за сентябрь эмоции. Я отчетливо понимал, что никак не могу справиться со своим замыслом, как бы я не хотел выложить его на страницах записной книжки. Не хватало отчаяния. Девушка, о которой я писал, была слишком светлой и скромной, хоть и не отвечала мне взаимностью. Надежда стать для нее близким человеком жила и процветала, а также не давала мне необходимого вдохновения на написание классической печальной истории о неразделенной любви.
Старательно возведенная ранее пирамидка из скомканных желтоватых бумажек рассыпалась по всему столу. Получившееся озеро заставило меня немного растеряться. Перечеркнутые “скромная”, “алмазы”, “прическа” и другие сентиментальные слова стыдливо смотрели на меня с бумажных комочков, явно недоумевая, почему это я с ними так поступил. Не хватало мне еще оправдываться перед своими же мыслями и действиями! Объявив бестолковый бойкот самому себе, я встал из-за стола и направился в университет. Мне вновь предстояло с ней увидеться.
В то время темные вещи носило подавляющее большинство моих ровесников, включая меня. Ясное дело, это не могло меня не раздражать. Все люди для меня смешивались в одно темное пятно. С постными физиономиями они сновали туда-сюда целиком одетые в черное, будто бы все дружно решили прийти на чьи-то похороны заранее.
Конечно, эти претензии меня не касались. И, разумеется, они не касались ее. Мои негативные мысли не имели никакого отношения к девушке по имени Ирен. Мне нравилось в ней абсолютно все. Обыкновенная темная одежда смотрелась на ней стильно. Прическа с прямым пробором по середине мне не нравилась, как и обыденный светло-русый оттенок волос, но все это не мешало мне любоваться ей.
Перехватив мой взгляд с противоположного конца аудитории, Ирен что-то шепнула темненькой девушке, сидящей рядом, и подошла ко мне вместе с ней:
– Сегодня все в силе? – громко и напористо спросила темненькая.
– Да… Должно быть, что так, – медлительно ответил я, так как поначалу совершенно забыл, что сегодня мы втроем собирались выпить после пар в одном из кафе неподалеку от Соборной площади.
– Неуверенно звучит! – с насмешкой бросила через плечо темненькая, уводя за собой светленький предмет моего обожания.
Ирен была очень тихой и немногословной девушкой. Возможно, я искал в ней необходимый покой и утешение. Казалось, что она была единственным человеком, с которым я мог бы позволить себе расслабиться и насладиться тишиной. Мне действительно становилось легко, находясь рядом с ней. Если вообразить, что во мне есть хоть какие-то суицидальные наклонности, то после событий прошлых лет я мечтал утопиться в озере под названием Ирен.