Мне бы тоже хотелось в это верить, но трудно не растерять грезы после стольких лет прозябания. Я оглядела свою комнату: небольшая, мрачная. Дощатые стены выглядели голыми, потолок — низким. На полу лежал затоптанный темно-красный ковер, в углу сгрудились сундуки, из которых торчала одежда, потому что мне самой приходилось здесь убираться. Я привыкла к этой комнатушке, но сны не давали забыть о роскоши старого замка. Его забрали у нашей семьи, как и другое имущество, из-за вероломства отца. Понимаю, что он хотел как лучше, но иногда обида так сильно клокотала внутри, что было невозможно разговаривать с ним и не дерзить.
Хуже всего то, что он даже не понимал, насколько все плохо и как мне трудно. Папа до сих пор верил, что мой муж вернется и заберет нас отсюда, туда, где мы будем жить по-королевски. Глупости! Его никто не видел со дня свадьбы, то есть уже шесть лет. Доходили только слухи: лорд Гайди поднял восстание, лорд Гайди проиграл, лорд Гайди скрывается.
Гайди — прозвище, как я узнала позже. Он и лордом-то не был, всего лишь одним из сыновей князя, правящего клочком земли в самой неприметной точке на карте. Там он пытался захватить трон, но не смог и прятался у нас в Ильмисаре.
— Елена! — Дверь скрипнула, и в комнату просунулось узкое лицо Осберта.
Острые скулы, нос и подбородок странно смотрелись в обрамлении густой копны волос. Темно-коричневых с насыщенным рыжим оттенком, как и у меня. Только веснушки у брата выглядели ярче. Я так задумалась, что даже заулыбалась, глядя на него и вспоминая, как когда-то по утрам ко мне прибегал розовощекий карапуз, показывая очередного жука. Эти твари приводили меня в ужас. Приходилось отбиваться от Осберта всем, что попадалось под руку. Только опыт его ничему не учил, и он всегда обижался.
— Мама велела тебе спускаться, — сказал брат и помахал рукой, проверяя, слышу ли я его.
Этот жест как по волшебству убрал радость, заменив ее раздражением.
— Ты опять не постучался!
— Ты же не спишь.
— Действительно! Зачем же тогда стучать, ума не приложу… Стой! — Осберт попытался скрыться, но мой голос остановил его. — Принеси воды умыться.
Дверь печально заскрипела, и брат всунулся в комнату по пояс. Он скривил излюбленную гримасу, отчего лицо покрылось такими же складками, как и на его бордовой котте*. Иногда казалось, что ему не собрать обратно свою физиономию.
— Перестань, это было мило в детстве, а сейчас ты похож на дурака, — прыснула я, — принеси, ты все равно пойдешь мимо.
Осберт закатил глаза и исчез в коридоре. Удивительно, но через несколько минут он вернулся, держа в руках кувшин и глубокую миску. Наверное, теперь не одну неделю будет раздавать мне поручения за то, что втащил кувшин аж на второй этаж.
Вода оказалась холодной, и я с сожалением вспомнила горячую ванну из сна. И запах ветивера. Не понимаю, за что так любила его? По-моему, куда приятнее пахнет масло герани: свежо и сладко, как фрукт, даже воду хотелось попробовать. Теперь масла редко появлялись в нашем доме, а ванну и вовсе никто не принимал — негде было хранить, да и наполнять неудобно.
Ледяное умывание оказалось последней каплей. В один момент стало все мешать: кувшин, крышки сундуков, платья попадались не те. Я со злостью грохотала всем, к чему прикасалась. Бедность стала обыденностью — меня душила обида. Долго, но ее некуда было выплеснуть. К родителям не подойдешь, не скажешь: матушка начнет плакать, а отец и вовсе говорить не станет.
Было бы легче думать, что он просто не знал, за кого выдавал меня. Но нет, папа все понимал. Насколько я знаю, даже сам предложил свои услуги Гайди, когда наш король отказал ему в убежище. Мама рассказывала, что он намеревался скрыться и продолжать воевать за трон, но, чтобы удержать его, требовалась благоволение Ильмисара. Наша страна была огромной по сравнению даже с самым большим княжеством и могла свергнуть любого неугодного правителя. Гайди понимал это и женился на мне ради поддержки отца, который тогда имел влияние на короля.
В случае победы я стала бы княгиней, и вся семья получила бы куда больше привилегий, чем в Ильмисаре. В случае проигрыша Гайди ждала казнь. Наш брак был тайным, и никто ничего не узнал бы. Жаль, что для бракосочетания требовались свидетели: думаю, это кто-то из них донес на нас королю.
И сейчас, вместо атласа и бархата, мне пришлось надеть платье из коричневой шерсти. Простое, украшенное только рядом пуговиц на груди да кружевом нижней рубашки на рукавах. Причесываться я не любила больше всего. Простолюдинки носили короткие волосы, чтобы они не мешали заниматься делами, поэтому матушка запрещала мне стричься: тоже надеялась, что когда-нибудь наша жизнь изменится. Раньше я была не против, но за последние годы мои волосы истончились и смотрелись некрасиво. Приходилось прятать их под капор или собирать в пучок, как сейчас.