— Куда? Вот ведь девка! Ишь ты! — послышалось за спиной.
Ее голос терялся в шуме и напоминал кудахтанье. Она не станет жаловаться отцу, сама ведь ругалась, что нельзя держать семью в доме, как узников в темнице. Отойдя подальше, я замедлила шаг и глубоко вдохнула. Запахи города не всегда были приятными, но у меня вызывали трепет, предвкушение чего-то нового. Вокруг мелькало множество лиц, интереснее всех казались те, что скрывали бороды или края капоров. Забыв обо всем, я жадно рассматривала людей, хотелось бы поговорить с каждым и узнать что-нибудь о них. Например, почему от той девушки так пахнет выпечкой и корицей? Щеки у нее были впалыми, а платье изношенным — наверное, она служанка, и ходила к пекарю по поручению хозяев.
Гул толпы прорезал лошадиный визг. В стороне была дорога, на которой тревожно топтался черный конь, запряженный в телегу. Возница пытался успокоить его, попутно ругаясь на кого-то впереди. Я встала на носочки, но за головами людей ничего и не увидела. Конь визжал и фыркал, от чего захотелось подойти и погладить его — лошади прекрасны. Куда лучше людей, потому что не разговаривали, надо полагать. Прокатиться бы на нем верхом.
Оставшуюся часть пути я воображала, как скакала на черном красавце, раскинув руки и подставив лицо ветру. Хоть и люблю город, а для этого больше подошло бы поле, с яркой травой и заходящим солнце вдалеке, заставляющим небо сиять.
Не помню, как пришла на рыночную площадь и очнулась от того, что толпа сжалась вокруг меня, как колосья в снопе. В мясном ряду стоял тяжелый запах крови, почти с каждого прилавка смотрели поросячьи головы, мелькали топоры и слышался треск костей; складывалось ощущение, что это в моей голове что-то ломалось, и спину закололи мурашки. Пока мясник взвешивал заказ, я рассматривала разложенный товар и заметила говяжий язык. Сырым он выглядел ужасно, но на зубах так и почувствовалось мягкое нежирное мясо. Может быть, взять немного?
Я покосилась в сторону, на замок лорда Тарваль, который находился за городом и возвышался над ним, как стражник с сотнями глаз-бойниц. Остроконечные башни будто собирались выстрелить в небо, а оранжевые флаги извивались на ветру, как предупреждение. Брат никогда не ограничивал нас в средствах, но мы покупали только самое необходимое — родителям было стыдно. В детстве я злилась из-за этого, а позже поняла, как трудно принимать подачки. Пусть они правили небольшим клочком земли, но были в почете, все им кланялись, все считались с их мнением, а теперь приходилось просить, чтобы купить хлеб. Нет, брать больше необходимого не стоит, а иначе заметят и будут ругаться.
— На счет нашего господина, как всегда? — спросил мясник, протягивая мне покупки.
Он улыбнулся, и пшеничные усы на его полном лице забавно шевельнулись. Я бы посмеялась, но щеки загорелись огнем — родители приучили к стыду и меня. Знаю, что здесь не было ничего зазорного, но хотелось исчезнуть с этого места и больше никогда не появляться.
Чем ближе я подходила к дому, тем тяжелее становилось переставлять ноги. Даже просто стоять на улице было лучше, чем сидеть взаперти. Но Кэйа ждала покупки, а родители не просидят в комнате долго. Приходилось идти и крутить головой, чтобы увидеть как можно больше напоследок.
— Эй, красавица, давай понесу! — раздалось за спиной.
Звонкий мужской голос ласково окутал меня, как шаль в холодную погоду. Я не сопротивлялась, чувствуя, как от него теплеет в животе, а мышцы приятно напрягаются. Но тут кто-то дернул мою корзину, и блаженная нега растаяла.
— Не нужно, мой дом уже близко.
Сбоку мелькнула тень, и передо мной вырос Ласвен — высокий, худощавый юноша с невероятно красивым лицом. Я уже много раз видела его, но все равно залюбовалась идеально гладкой кожей и веснушками на ровном носе. Зеленые глаза ярко блестели и напоминали драгоценности, а всклокоченные волосы придавали внешности задорный вид. Темно-медными прядями они спускались на грудь и лежали на черном жителе, надетым поверх рубашки с широкими рукавами. И не важно, что рубашка была мятой и посеревшей от времени: среди неопрятной толпы Ласвен казался бриллиантом в навозе.
Я не могла отвести от него глаз, хотя почти ощущала на себе взгляды прохожих. Но здесь спасала шевелюра юноши, и мы могли сойти за брата с сестрой. Собственно, под этим предлогом он и увязывался за мной каждый раз: если никто ничего не узнает, почему бы не прогуляться? Боги, и как я соблазнилась таким предложением когда-то?
Словно угадав мои мысли, Ласвен очаровательно улыбнулся, показывая, что такому красавцу нельзя отказать.