С усталой улыбкой я проверяю список контактов на экране. Адриан уже отсоединился — в его пансионе очень строгие правила, даже во время каникул, а сейчас там время ужина.
— Вы оба невероятны. Как вы еще находите, что рассказать друг другу? Это выше моего разумения.
Закутавшись в новый шарф, я глубоко вдыхаю. Он пахнет новой тканью. Я прикрываю глаза, немного разочарованная. Думаю, я бы предпочла, чтобы шарф пах им. Но какой у него запах? Такая жалость, я не уверена, что смогу это вспомнить.
Впрочем, разве он оставался прежним, когда он становился Черным Котом? Я прекрасно помню, что он излучал иную энергию, ауру, свойственную всем Носителям Тени. По крайней мере, мне это внушают последние несколько воспоминаний — наследство объединения с прошлыми Носителями в Лувре. Я прожила их жизни и сохранила в памяти несколько обрывков, но почти всё остальное исчезло. Словно сон, почти полностью растаявший, от которого осталось несколько крошечных деталей…
— Разве можно назвать это настоящей разлукой? Достаточно электронного письма, сообщения и — хоп, вы как будто в одной комнате! Ба!
Плагг появляется из стоящей на столе маленькой корзинки, потрясая крошечным батоном, покрытым тонкой румяной корочкой, который он старательно поглощает — знаменитая сырная плетенка Дюпен-Чен. Мой отец приготовил на праздники целую кучу, но что-то мне подсказывает, что его запас не проживет дольше Рождественского ужина. Не когда рядом Плагг.
— Во времена ваших предшественников эпистолярное общение, по крайней мере, обладало шармом, — заявляет он между двумя хрустящими откусываниями. — Ожидание, тайна, возможность поменять партнера по болтовне под настроение или по воле случая…
— О, Плагг!
Я с досадой испепеляю его взглядом. Мне кажется, я помню, что большинство Носителей Тени обладали ветреной натурой, и у моих предшественников тоже были собственные любовные истории. Не имеет значения, я не хочу знать подробности!
Квами смеется и напыщенно произносит:
— Хорошее было время! Хотя. Было у меня несколько Носителей, которые считали меня своим психотерапевтом. Вот это было не слишком весело, — разочарованно заключает он.
Он с видом отвращения энергично кивает сам себе и заглатывает остаток сырной плетенки. Я позабавленно закатываю глаза, и тут раздается тихое позвякивание. Я немедленно хватаю телефон.
— Ага! Что я говорил? — зубоскалит Плагг.
Я предпочитаю его проигнорировать. Читая сообщение — украшенное несколькими блестящими каламбурами, — я улыбаюсь.
— Он, наконец, получил разрешение на выход. Они с друзьями увидят иллюминацию в Лондоне. Он пошлет нам фотографии!
Я пишу ответ, ожидая обязательного насмешливого комментария от Плагга.
— Ну и? Когда ты собираешься раскрыть ему сердце, мадемуазель робкая влюбленная?
Я чувствую, как краснеют щеки, и невольно начинаю запинаться.
— Что? Сказать ему, ч-что я люблю его? — я пожимаю плечами. — Он уже знает.
— Сарказм тебе не к лицу, Носительница Света, прекрати немедленно. И ты давно знаешь, что есть вещи, которые показывают, но есть и такие, которые говорят. Словами, как уже сделал он. Особенно в отношениях на расстоянии, как у вас.
Я приподнимаю бровь, озадаченная его пылом. Плагг принимается за пятую сырную плетенку — просто диву даешься, куда у него всё помещается. Родители опять обвинят меня в обжорстве, но поскольку я всё еще не вернулась к прежним сложению и весу, они закроют глаза…
— Плагг, с каких пор ты изображаешь сводника?
— Для людей? Примерно восемь тысяч лет. Но не меняй тему, я хотел поговорить не об этом. Когда ты собираешься сказать ему, что он был твоим прекрасным принцем с самого начала?
Телефон выскальзывает у меня из рук. Я едва успеваю подхватить его и испуганно смотрю на Плагга.
— Откуда ты знаешь? Т-то есть, с чего ты взял, что…
Плагг бросает на меня разочарованный взгляд.
— Обижаешь. Учитывая намеки Альи, советы твоей матери и старые фотографии Адриана, которыми увешана твоя комната наверху, не больно-то сложно понять, что ты давным-давно влюблена в него. И нет, отговорка «мне просто нравится мода», возможно, прокатывает с ним, но не со мной.
— …А.
Я знала, что надо было снять те фотографии. Но с моими ногами и костылями подняться по лестнице, ведущей в мою прежнюю комнату, по-прежнему невозможно, а попросить подобное у мамы сложно, не объяснившись. И в течение месяцев у Плагга было более чем достаточно времени, чтобы порыться в моих вещах.
Я делаю вид, будто сосредоточилась на телефоне в надежде, что Плагг оставит меня в покое. Бесполезные усилия, он покидает корзинку с плетенками и садится перед моим экраном, навострив уши, расширив от любопытства глаза.
— Так что? Почему ты ему так и не сказала?
Я нетерпеливо кладу мобильник и скрещиваю руки.
— Это неважно, Плагг. Прошло уже больше восьми месяцев. Между нами всё прекрасно.
— Можно и так сказать — если не считать триста километров между вами. А он? Ему было бы так приятно! Ну же!
Я хмурюсь, сбитая с толку. Я прекрасно знаю, какое место занимает Адриан в хорошо спрятанном сердечке Плагга, который под своим вечным видом мне-плевать-на-всё остается добряком. Тем не менее я редко видела его таким настойчивым. Что-то тут кроется.
— Возможно, когда-нибудь я скажу ему, — сдаюсь я, отталкивая стул от стола, чтобы взять костыли, прислоненные к кровати. — Когда я буду готова.
— Готова к чему?
— Я… не знаю.
Воцаряется тишина, и я удивлена, что он остановился на этом. Тяжело дыша от усилия, я встаю и покачиваюсь несколько мгновений, прежде чем обрести равновесие с помощью костылей. Скорей бы я уже могла избавиться от них. Мой физиотерапевт говорит, что на это понадобится еще несколько недель. И тогда я смогу, наконец, вернуться в свою комнату наверху, попрощаться с диваном-кроватью в гостиной и перестать занимать стол в комнате родителей, чтобы поработать!
Бросив взгляд через плечо, я замечаю, что квами сидит перед компьютером. Он выглядит искренне расстроенным. Я вздыхаю.
— Почему тебя это так волнует, Плагг?
— Вы, люди, не вечные, — смущенно бормочет он. — Я не понимаю, почему вы вечно так медлите сказать друг другу то, что действительно имеет значение.
Я пораженно смотрю на него.
— Особенно… учитывая то, что произошло в этом году, — мрачно добавляет он еще тише.
Горло сжимается, когда я понимаю, на что он намекает.
— Плагг, я терпеть не могу, когда ты так делаешь, — ворчу я.
Как я и ожидала, он расчетливо усмехается:
— Это ради твоего блага. Она бы сделала то же самое.
— Только она не действовала настолько в лоб.
— У каждого свои методы, Носительница. Все дороги ведут в Рим.
С тяжелым сердцем я закатываю глаза. Это первое Рождество, которое я праздную с тех пор, как она ушла, и я надеялась, что мне не придется об этом думать. Но дом благоухает ароматом печенья с корицей (одно из специальных зимних блюд нашего магазина), и этого уже хватает, чтобы всколыхнуть мою боль. В конце концов, это были ее любимые.
Повинуясь давнему рефлексу, я подношу руку к мочке уха. Из-за того, что после катастрофы в Лувре дырки в ушах оставались пустыми, они заросли через несколько недель. Хотя моя мать, а потом и Алья предлагали мне проколоть уши снова, я отказалась. Не хватило духу… И потом — зачем?
Мне тебя не хватает. Если бы ты знала насколько.
— И ведь не то чтобы вы не касались этой темы до его отъезда. Ты сама накинулась на него, а? Ты обвиняешь меня, что я действую в лоб, но тут, Носительница, чья бы корова мычала!
Вырванная из размышлений, я краснею от смущения. Плагг, или безошибочное искусство подчеркнуть то, что меня беспокоит. Он не в первый раз издевается надо мной по поводу этой истории с поцелуем, но я не думала, что эта тема еще способна настолько меня смущать — я явно ошибалась.
Полагаю, Адриан тоже пережил подобное поддразнивание по поводу Ледибаг. От одной только мысли об этом я сочувствующе усмехаюсь.
— Переходи к делу, Плагг, пожалуйста.