Моя любовь с первого взгляда к Адриану ярко осветила мою жизнь, но я никогда не осмеливалась подвергнуть ее сомнению, и она была словно застывшей, настолько я была покорена идеалом, который сотворила из него. Мои чувства к Черному Коту, напротив, не переставали меняться со временем — в ритме неудач: наших ошибок, его дурацких шуток, наших нескольких разногласий, — и драгоценных моментов: наших побед, наших патрулей… и даже — события более неоднозначного, но первостепенного — нашей встречи у Мастера Фу.
Именно в тот момент, когда Адриан назвал меня в больнице «моя Леди», я, наконец, поняла, что могу позволить себе плакать с ним, рассчитывать на него. Потому что Черный Кот по-прежнему существовал и знал всё, через что мы прошли вместе, худшее и лучшее.
Именно в тот момент, когда Адриан в день своего отъезда изобразил типичный поклон Черного Кота, я потеряла хладнокровие и захотела удержать его, любым способом.
А сегодня, именно в те моменты, когда он дразнит меня, когда выдает мне неудачные каламбуры, когда шепчет мне по телефону свое «моя Леди», я снова чувствую себя сильной, снова способной и готовой на всё.
Он, мой друг, мой напарник. Мой партнер с самого начала.
Тяжесть в ладони возвращает меня к реальности. Плагг подобрался к моему телефону, чтобы включить диктофон.
— …повторишь, а? — насмешливо подмигивает он мне. — Прошу тебя. Это был бы идеальный подарок на Рождество, можешь поверить.
Я снова краснею, огорошенная. Что я оставила про себя и что произнесла вслух?!
Плагг делает пируэт и восхищенно потирает лапки:
— И это позволило бы тебе отомстить. Теперь его очередь для приступов романтизма! И я уверен, он будет отбивать чечетку, узнав, что дело с самого начала было в шляпе. Нет, ну и смехота! Пожалуйста, Маринетт, надо сказать ему это!
— О, Плагг…
— Что? Всё равно кто-нибудь однажды проболтается! Ставлю на твою подругу Алью!
Я живо выключаю телефон и изо всех сил пытаюсь не покраснеть, как маков цвет.
— Возможно. Но до тех пор я хотела бы еще немного сохранить это в тайне. У меня есть на это право, а? Сейчас он думает, что взял меня измором с помощью своего неотразимого шарма. И мне это подходит!
Что не такая уж и неправда, надо признать, думаю я, слабо улыбнувшись.
Кто-то стучит в дверь. Ворча, Плагг устремляется к карману моего свитера.
— Маринетт? Ты всё еще разговариваешь с Адрианом?
Я встаю, дохрамываю до стола и скорее падаю, чем сажусь, в кресло на колесиках.
— А, нет-нет, мам. Мы только что закончили!
Дверь открывается, и мама заглядывает внутрь. В комнату врывается приятный запах кухни, и я понимаю, что зверски голодна.
— Хорошо. Как у него дела?
— Отлично. Его рабочий график скорее загруженный, но ему удается проводить время с друзьями…
— Тем лучше.
При виде моего нового шарфа ее лицо проясняется.
— О, это подарок от Адриана? Как красиво! — восклицает она, подходя, чтобы осторожно потрогать ткань. — А ему понравились его подарки?
Я живо киваю:
— Мои митенки ему очень нравятся. И он благодарит вас с папой за лакомства. Они пережили путешествие, но чувствую, что с ним они недолго продержатся!
— Вот и прекрасно! — подмигивает мама.
Она тщательно и задумчиво поправляет шарф на моей шее.
— Мы много говорили об этом с твоим отцом. В этом году уже слишком поздно уговаривать его опекунов, но на следующий год мы не совершим той же ошибки, обещаю. Адриан проведет праздники с нами, даже если нам всем троим придется отправиться в Лондон, чтобы присоединиться к нему.
Горло сдавливает при воспоминании о моем разочаровании — таком сильном, — когда Адриан сообщил мне по телефону, что всё отменяется. Это было несколько дней назад, а именно — прямо накануне его возвращения в Париж. А мы напридумывали столько планов на эти Рождественские каникулы! Давно я уже так не рыдала в маминых объятиях. Я отвожу взгляд, всё еще испытывая стыд.
— Было бы отлично. А пока, он наверняка приедет на летние каникулы… Всего через шесть месяцев. Они быстро наступят.
Она взъерошивает мне волосы, и я весело ворчу, чтобы она перестала. Потом она целует меня в лоб.
— Знаешь, я горжусь вами обоими. Нелегко быть далеко друг от друга так долго. Вы очень храбро держитесь.
Я насмешливо усмехаюсь:
— О, можно ли на самом деле говорить о разлуке? Достаточно одного электронного письма, одного сообщения, и — хоп!
Как и ожидалось, мой карман вздрагивает от тихого смеха. Я на всякий случай изображаю кашель, чтобы отвлечь внимание, но мама ничего не слышала.
— Если вы закончили, можешь присоединиться к нам в гостиной? Пришел твой дед, а ты знаешь, как они общаются с твоим отцом… И Джина уже слегка навеселе, ее итальянский пыл только подбавляет масла в огонь. Если ты будешь там, они не будут так горячиться.
Мой «несчастный случай» по крайней мере помог восстановить связи в семье. Так я узнала, что мой дед по отцу живет в нескольких улицах от нас. Я не очень поняла причины его ссоры с моим отцом — впрочем, помнят ли они об этом сами? Но уже несколько месяцев назад, когда я покинула центр реабилитации, они отложили свои разногласия и все вместе организовали мое возвращение домой.
Пекарня моих родителей благополучно функционирует, благодаря появлению подмастерья Алека, и моя мать смогла перейти на неполный рабочий день, чтобы помогать мне в реабилитации, а потом в возвращении в коллеж. Бабушка Джина, неутомимая путешественница, решила остановиться на какое-то время. Она нашла в Париже однокомнатную квартиру недалеко от нас: осенью она приютила меня в своей квартире на первом этаже на время, пока я не смогу встать с кресла-каталки, а потом справиться с тремя этажами без лифта дома моих родителей.
— Сейчас приду, мам. Только закончу кое-что.
Мама бросает позабавленный взгляд на компьютер в спящем режиме.
— Не задерживайся слишком, ладно? Мне кажется, там время ужина. Он не сможет позвонить тебе снова раньше, чем через час!
Когда она выходит из комнаты, я тихонько смеюсь: она слишком хорошо знает нас с Адрианом.
— И хватит уже есть сырные плетенки, Маринетт. Скоро садиться за стол, а ты уже не будешь голодна!
Едва дверь закрывается, как Плагг, смеясь, вылетает из моего кармана. В легком полете он хватает еще две плетенки и устраивается наверху шкафа, чтобы спокойно погрызть свою добычу. Я отказываюсь сгонять его оттуда — он опять накрошит везде, ну и ладно. В конце концов, это Рождество…
Мне становится жарко, и я неохотно снимаю новый шарф и аккуратно складываю его. Собираясь встать из-за стола, я беру телефон и пишу последнее сообщение:
«Твой шарф просто потрясающий. Спасибо».
Хотя в пансионе во время еды телефоны запрещены, его ответ не заставляет себя ждать.
«Рад, что тебе нравится. Но он не стоит твоих митенок, связанных вручную. Держу пари, мне удастся включить их в мою следующую фотосессию. Если это сработает, готовься получить уйму заказов :-p»
«Это коварно ^_^u»
«…тебе было бы неприятно?»
«Нет, но мне не хватает практики. Эта пара заняла у меня в три раза больше времени, чем обычно…»
С лицеем, который я начала посещать всего несколько недель назад, занятиями, чтобы нагнать школьную программу, и сеансами реабилитации — мне сложно было вернуться к шитью, не говоря уже о том, что после Лувра у меня появилась какая-то скованность в пальцах, затруднение, которое я не могу объяснить, но которое проходит на мой вкус слишком медленно.
«Понял. Если меня спросят про таинственную создательницу, которая утепляет мои когти этой зимой, я буду молчать как рыба. На данный момент только я пользуюсь талантами мисс Маринетт Дюпен-Чен, будущей звезды мира моды… Мне нравится».
Я хохочу в своем уголке. Тогда отец окликает меня из соседней комнаты, и я поспешно встаю из-за стола.
«Мне надо идти, позвоню тебе после ужина. Знаешь, я обожаю, когда ты так разговариваешь, потому что так ты будто бы с нами. Но… все-таки скорее бы лето, Котенок».