Прямо перед тем, как я захожу в гостиную, где моя семья готовится произнести тост, мне приходит еще одно сообщение. Только представив себе его голос, который шепчет мне эти слова, я снова краснею, на сердце становится тепло и легко, как никогда.
«Мне тоже не терпится, моя Леди».
Grand Escape (Movie Edit) – RADWIMPS for « Weathering with You » the movie – https://youtu.be/5tJKOmzyU1A
День + 365.
«Ты идешь? Ты заболеешь, сидя на этой скамейке».
Я встаю, огорошенная. Смотрю по очереди то на телефон, то на знакомую фигуру у входа в парк. Наконец, делаю несколько шагов, потом останавливаюсь, ноги как ватные, не в состоянии дальше идти. Адриан ограничивается тем, что улыбается мне, ждет. Ко мне, наконец, возвращается голос.
— Я… Я думала, ты не сможешь приехать до лета?
Он с раздосадованным видом поджимает губы. Потом с извиняющейся улыбкой разводит руки.
— Сюрприз!
Я вздрагиваю. Это его голос, но он кажется другим, более серьезным, чем тот, слегка измененный, который я слышала в телефоне. Я смотрю на него, не понимая, всё еще с трудом веря. Слова вырываются машинально:
— И… И ты ходишь без палки?
— Ну да, как и ты, как я вижу!
Мы всё рассказываем друг другу по телефону. И он несколько недель назад вернулся к фотосессиям, так что я знала, что ему лучше. Но я всё равно потрясена. Должно быть, я сохранила в памяти образ исхудавшего парня, покрытого синяками, неуклюжего из-за шины и костылей. А сегодня он твердо стоит на ногах, высокий, в макинтоше и черных брюках, с уже не впалыми, но гладкими щеками, покрасневшими от холода, несмотря на шарф — тот самый, который я когда-то подарила ему в коллеже.
У него сияющая улыбка, и я рефлекторно отворачиваюсь, лицо полыхает. Позади него на соседней улице мой взгляд привлекает черный лимузин. Стоящий рядом внушительный мужчина делает мне большие глаза.
— И… Нет, это месье Г.? Месье Г. вернулся на службу? Ты говорил, он в отпуске.
— От тебя ничто не ускользает! Это так, но узнав, что я прилетаю в Париж, он настоял быть моим шофером.
Месье Г. кивает мне и дарит микро-улыбку. А потом возвращается ждать в машину.
Воцаряется тяжелая тишина. Я едва осмеливаюсь смотреть Адриану в глаза — старый рефлекс, который я, однако, считала побежденным.
— Ты великолепна, Маринетт.
Я перестаю интересоваться своими ботинками. Я пытаюсь ответить, но его взгляд пригвождает меня к месту, и слова ускользают.
— А! Э… А ты, ты… Ты такой… э… э…
Его улыбка становится лукавой.
— Красивый? Элегантный? Мускулистый?
— Э… я собиралась сказать… высокий!
Он моргает, захваченный врасплох. А потом хохочет — искренним, спонтанным, поющим смехом. И меня вдруг откидывает на годы назад, на порог нашего старого коллежа, под проливной дождь. Смех моей любви с первого взгляда.
Адриан. Он здесь, такой же красивый, как в первый день. Более высокий, более гибкий. Более впечатляющий, чем недавние снимки, сделанные в Лондоне. Я чувствую, как глупо краснею. Я не в состоянии пошевелиться!
Он перестал смеяться. Его улыбка становится задумчивой. Он отступает на шаг, прижимает ладонь к сердцу и склоняется в глубоком поклоне. Грациозном, просчитанном, умелом.
Кошачьем.
Когда он поднимает голову, будто следя за моей реакцией, я почти различаю в тени светлых прядей зеленую вспышку — нереальную, но знакомую.
Мои губы растягиваются в непреодолимой улыбке. Не думая больше, я бросаюсь вперед. Он раскрывает мне объятия, и я кидаюсь ему на шею. Снова обретаю поразительную мягкость его волос на моей щеке.
Его тепло. Его запах, который, мне казалось, я забыла, но который внезапно кажется узнаваемым среди тысяч. Успокаивающий. Умиротворяющий.
Его руки смыкаются на моей спине, с силой сжимают. У меня слезы выступают на глазах, сердце переполняется счастьем.
— Котенок. Котенок!..
И он шепчет, почти мурлычет:
— Я, наконец, вернулся, моя Леди.
День +365.
День ?
Головокружение. Гудение. Кто-то где-то кричит. Далеко, так далеко…
Я приоткрываю глаза, но тут же снова закрываю, на меня обрушиваются тошнота и свет — режущий, ослепительный. Цвета и формы завихряются, не имеют никакого смысла.
Снова кричат. Ближе, настойчивее. Что-то сжимает мою руку, словно чтобы предостеречь меня, привлечь мое внимание. Это срабатывает, я сосредотачиваюсь на этом, и головокружение проходит, гудение тоже.
Тело возвращается ко мне. Я даже не осознавала, что оно… «отсутствовало»? Окоченело? Не подавало признаков жизни? Я уже не знаю. Но я хмурюсь: учитывая, какая с ним пришла боль, я бы предпочла, чтобы оно осталось там, где было.
Ай.
По-прежнему кричат. Или скорее, зовут меня. Голос мне знаком. Мне хочется улыбнуться, но лицо почти не слушается. Я сжимаю обтянутыми в перчатку пальцами руку, и она дергается. Голос надо мной разбивается. Мне сложно понять, что он говорит — до сих пор я даже не пыталась.
— Открой глаза! Прошу тебя!
Но я слышу внезапную радость, которая озаряет его, волнение, которое заставляет нести околесицу. Тогда я чувствую сжатую руку под моим запрокинутым затылком, руку, которая пролетает над моим лбом и висками, не осмеливаясь по-настоящему коснуться. Я, наконец, понимаю, где я, когда я и особенно, что здесь делаю, и сердце подпрыгивает в груди.
Бражник. Сражение. Мастер Фу. Изгнанник. Взрыв. И Черный Кот. Черный Кот, появившийся из ниоткуда, Черный Кот, который спас меня в последнюю секунду, а потом…
— Пожалуйста! Посмотри на меня!
Я собираю силы, чтобы приоткрыть веки. Свет ослепляет, я делаю усилие, чтобы не моргать. Голос тут же замолкает, но я слышу, как он торопливо дышит маленькими глотками. Зрение понемногу стабилизируется, цвета становятся ярче и, наконец, обретают смысл. Склоненное надо мной лицо Баблера ждет, раздираемое между ужасом и облегчением.
Я бормочу первое, что приходит в голову. То, что я говорю ему по меньшей мере по три раза на дню:
— Убавь звук, Нино.
Его глаза, окруженные черной маской, расширяются, а потом заполняются слезами. Он кусает губы и придушенно смеется.
— О, проклятье! Ты меня до чертиков перепугала!
Он поспешно вытирает щеки, покрытые синим гримом. Кладет свободную руку на мою ладонь и сильно сжимает ее.
— Что на тебя нашло? Ну, что на тебя нашло! Хотела задержать взрыв?! Ты могла умереть! Если бы не вмешался Черный Кот, ты… ты…
Я не знаю, что ответить, не понимаю даже, что он хочет сказать. Неважно, в конечном счете это вернется ко мне. Поскольку я молчу, он начинает бормотать, потом утыкается лбом мне в плечо и рыдает. Я медленно, долго вдыхаю — чтобы взвесить слова и действия. Ценой гигантских усилий я поднимаю руку и глажу его по закрытой шлемом голове.
— …всё наладится, Нино. Всё наладится. Дай мне только несколько минут… чтобы я восстановила связь.
Он сильнее сжимает объятия и смеется сквозь слезы. Мои собственные глаза щиплет: я уже видела, как он брюзжит, злится, ругается, орет и даже ноет. Но плачет? Никогда…
Никогда.
О, Нино.
Я хлопаю ресницами, и вдруг всё исчезает. Разоренное Марсово Поле, затянутое дымом чернильно-черное небо — всё стирается. Я долго лежу в полумраке, недоумевая, уставившись в потолок своей комнаты. А потом, наконец, начинаю снова дышать.
Опять этот сон. Решительно…
Я вытягиваюсь под одеялом, зевая с риском вывихнуть челюсть. Бледный серый свет проникает сквозь щель между ставнями. На меня вдруг обрушивается осознание того, что мне предстоит сегодня, и я наощупь ищу очки, а потом будильник. Пожалуйста, не говорите, что я, ложась спать, опять забыла установить будильник!
«06.47»
Я шумно с облегчением вздыхаю. Я проснулась сама, и обычно это означает, что я чудовищно опаздываю. Но не в этот раз.
С некоторым удовлетворением я отключаю будильник, пока он не зазвонил, беру телефон и сажусь в кровати, чтобы быстро проверить разнообразные соцсети. День обещает быть особенно насыщенным, и от одной только мысли о краткой речи во время главного Празднования сегодня после полудня, у меня сдавливает горло. Я бросаю встревоженный взгляд на костюм для церемонии, висящий на плечиках в углу комнаты, и желудок подпрыгивает.