Я трус.
Я слаб. Это недостойно Черного Кота.
«Ваш симбиоз разрушен. Мысленно ты уже уехал».
Да, Мастер Фу говорил жестко, но он прав. Мне пора поставить точку.
Два теплых кружочка — еще меньше, чем лапки Плагга — ложатся на мой лоб.
— Ты не должен извиняться, Черный Кот, — успокаивающе шепчет Тикки. — Ты человек — сильный, но способный ошибаться, как те, кого ты был призван защищать. И к тому же такой юный. Ты еще совсем котенок…
Она прикасается своим лбом к моему. Если она и не мурлыкает, как Плагг, то издает забавное, едва различимое жужжание. Успокаивающее.
— Ты был избран за твои достоинства, но также и за твои слабости и ошибки. За то, что они внесут в твои решения. И потому что они могли быть источниками проницательности, скромности, человечности и развития. До самого конца, сделай их предметом гордости, а не поводом для стыда. И когда воспоминания исчезнут, я от всего сердца желаю тебе, чтобы эта уверенность навсегда осталась выгравированной в твоей душе. Ты был Черным Котом и будешь им всегда.
Я мужественно сдерживаю слезы. Я знаю, Ледибаг наблюдает за нами из окна слева, из той комнаты, в которой Вайзз просил ее подождать. Мне приходится заставлять себя не поворачиваться, не рисковать увидеть ее.
— Она должна знать, Черный Кот. Ей надо сказать, что твой отъезд перенесен. Не думаю, что Плагг сказал ей об этом. И она точно захочет попрощаться с тобой.
Тикки отстраняется, и мне, наконец, удается встретить ее взгляд, грустный как никогда.
— Хочешь, чтобы я ей сказала?
— Нет. Я сам, — поспешно отвечаю я.
Она молча кивает:
— Если тебя это утешит, случались куда худшие расставания. Да, куда худшие…
Ее взгляд затуманивается, и у меня пересыхает в горле. Порой, когда Плагг бывал в хорошем расположении — особенно с полным желудком, — он рассказывал мне про других Черных Котов. У него никогда не иссякали подробности и похвалы их военным или политическим подвигам, или, к моему расстройству, «романтическим похождениям». Но о чем Плагг не упоминал ни единым словом, так это об их исчезновении.
Мне случалось застать, как он бормотал во сне. Пару раз Плаггу даже снились кошмары: я слышал, как он просил, умолял о прощении у моих предшественников. Его дрожь, отчаянный писк убедили меня не настаивать: я говорил себе, что, возможно, однажды он расскажет мне об этом, когда будет готов. Но я прекрасно осознаю, что большинство Черных Котов не умирали своей смертью — старыми и беззубыми, в кровати, окруженными близкими. Логично предположить, что и Ледибаг — тоже.
Отсюда происходит странная умиротворенность, что я читаю в сожалеющем взгляде Тикки.
— На этот раз вы, по крайней мере, сможете попрощаться. Это хорошо.
Она устало улыбается мне. И хотя на меня давит чувство вины, мне не хватает духу возразить ей. Я в последний раз кланяюсь ей, отчасти по привычке, отчасти, чтобы избежать ее внимательного взгляда.
Поскольку мое решение с этого утра не изменилось: я ничего не скажу Ледибаг. Ничего. Как попрощаться с ней, не рискуя опозориться? На это мне тоже не хватает смелости. Я предпочитаю, чтобы она обижалась на меня, чем показать ей мои слабости — ей, такой сильной. Я хочу, чтобы она помнила надежного и уверенного Черного Кота.
— Я счастлив, что смог познакомиться с тобой лично, Тикки. Пожалуйста, позаботься о ней.
Я не передаю ей извинений.
Я знаю, Ледибаг не простит меня.
Не зная, что меня терзает, Тикки смеется:
— Позабочусь. Я тоже, Черный Кот, была счастлива познакомиться с тобой. Плаггу очень повезло с тобой… И твоей Леди тоже.
I talk in circles
I talk in circles
I watch for signals
For a clue
Я повторяюсь,
Я повторяюсь,
Я жду сигнала,
Доказательства…
Час -9
На парижских улицах царит необычная тишина. Машины брошены, где придется, с открытыми дверями, порой с ключами в зажигании. Они толпятся длинными беспорядочными линиями на улицах, оставленные прямо посреди перекрестка или возле погашенного светофора. Несколько зданий дымятся, несмотря на Чудесное Исцеление. Другие грозят вот-вот обрушиться.
Большинство окон занавешены, магазины закрыты, а у некоторых торопливо опущены металлические шторы. Жители, однако, находятся там — за дверями и ставнями: я чувствую их, иногда даже слышу их шепот — нервный, испуганный. Но на улицах — ни одного прохожего, ни одной собаки, ни одной кошки. Электрическая сеть не выдержала — или же ее отключили на случай, если будут еще взрывы? В любом случае, никогда еще не было так темно.
За несколько часов Париж стал городом-призраком с искрящимися снегом крышами. Окутанная дымом луна — единственный источник света, на который может опереться мое острое зрение.
В этой давящей тишине мое учащенное дыхание кажется громким. Сердце бешено стучит в барабанных перепонках, в которых всё еще звенит от криков моих друзей.
И ее зова — душераздирающего, недоверчивого, облегченного.
«Кот!»
Ледибаг. Я снова вижу ее, захваченную врасплох после взрыва, пораженную моим появлением. Быстрая, но недостаточно, перед Изгнанником, который коварно подловил ее. Разрушительная атака акуманизированного, щит йо-йо, лишь частично поглотивший удар. Сила столкновения, ее полет — снова, как немногим ранее, когда она пыталась меня защитить, когда я был лишь Адрианом.
И она потеряла сознание. Что с ней стало бы, если бы Каменное Сердце не загородил ее? Если бы Рипост и Климатика не вмешались, чтобы помочь ей, если бы не последовали остальные?..
Я снова вижу, как Баблер — Нино — подходит забрать Алью, лежащую без сознания у меня на руках. Я вижу встревоженное лицо моего друга, когда он без конца бормотал:
«Спасибо, Черный Кот… Спасибо!»
Разлучник — Ким — с быстротой молнии вернулся на Марсово Поле, неся Пикселятора.
«План Б, ребята!»
Немного растерянный, однако готовый к сражению Пикселятор. Климатика, раненая, но еще бодрая, увлекающая за собой остальных. Рисовальщик, лихорадочно рисующий, создавая оружие, сети, веревки, щиты и не знаю что еще, чтобы сражаться с врагом. Хроногёрл и Антибаг, уже атакующие. Каменное Сердце, без колебаний бросающийся в битву с крошечной Страшилой на спине, свистящей и рычащей.
Баблер, оставшийся в стороне с едва пришедшей в сознание Леди Вайфай, но не прекращающий деятельность, создавая защитные пузыри для друзей.
Они действовали по собственной воле, но некоторые сохраняли перед глазами белый ореол, словно на постоянной связи с Бражником.
Резкий настойчивый тон Рипост — Кагами, — когда она прогоняла меня взмахом руки.
«Унеси Ледибаг! Мы отвлечем его, пока она не восстановит силы!»
Я бегу наугад, куда глаза глядят, у меня в голове всё перемешивается. Всё произошло слишком быстро. Я мало что понял. Некоторые говорили между собой об Изгнаннике, другие — о Мастере Фу? Почему? Откуда они его знают, где он?
Тяжело дыша, я прислушиваюсь, потом бросаю взгляд через плечо. Марсово Поле вдали затихло. Я так понял, они рассчитывали на Пикселятора, чтобы заключить Изгнанника в параллельной вселенной. Удалось ли им осуществить свой план? Насколько это его задержит? Знают ли они, какой опасности подвергаются?
Я пытаюсь разобраться во всем, что навалилось на меня. Беспристрастно, придерживаясь имеющихся на данный момент фактов.
«БЕГИ, ЧЕРНЫЙ КОТ!»
Я крепче сжимаю замерзающее тело. О больнице не может быть и речи — нет времени, и небезопасно для наших личностей. Нужно найти аптеку и что-нибудь для восстановления энергии Тикки.
Ледибаг. Сначала поместить Ледибаг в надежное место. Прежде чем она…
Раздается слишком знакомый писк. Сжав зубы, я ускоряю бег. Беспристрастным. Оставаться беспристрастным!
Сейчас я достаточно далеко от Марсова Поля. Я спускаюсь с крыш, приземляюсь на улочке и бегу между брошенными машинами в поисках доступного магазина. В который раз бросаю взгляд на нее, свернувшуюся в моих руках. У нее медленное, но размеренное дыхание. Закрытые веки под маской трепещут, как если бы ей что-то снилось. Ожог на правой щеке кажется поверхностным, возможно, частично вылечен Чудесным Исцелением. Вроде бы у нее нет переломов и серьезных ран, но как быть в этом уверенным после удара, который она получила?