— Плоткин принес вам эту вещь. Дальше?
— Я настроила энергетику вещи на его псиполе. Все, что уходит в землю, прорастает тонкими, невидимыми корнями. Зарытые предметы сплетаются друг с другом этими корнями. Они знают друг о друге. Вещь должна была привести его к желаемому. Но не сразу. Энергетическая связь должна окрепнуть. Вещь необходимо держать поблизости, чтобы она заработала.
— При этом не должно быть никаких посторонних влияний? — жестко допытывался Мурманцев — То, что он сделал с иконами, — ваша рекомендация?
Мадам Юлия вздрогнула и поперхнулась дымом.
— Просто убрать. Нужно было просто убрать, — залепетала она, кашляя. — Я не знаю, что он с ними сделал. Я не отвечаю за это.
— А эти иконы? — Мурманцев направил палец на киот возле окна. Иконы, лампады, свечи, подсвечники, кресты, ладанки, пасхальные яйца, амулеты и обереги, аккуратные пучки травы — слишком много всего, чтобы не казаться декорацией. — Для чего они здесь? Не мешают они вашим супраментальным медитациям? А может быть, под верхним слоем гнусь намалевана? А в ладанках сушеные пауки?
— Не губите, — в полуобморочном состоянии выдохнула мадам Юлия.
Мурманцев встал, уперся кулаками в стол, нависнув над ней.
— Не губить? — процедил он сквозь зубы. — Я был сегодня в больнице. Там умирает ребенок. Еще трое уже мертвы. Плоткин наложил на себя руки и будет гореть в аду. Не губить тебя, ведьма, чтобы ты продолжала совращать людей, сеять заразу?
— Я не хотела, не хотела, не хотела, — забормотала женщина, умоляюще глядя на него. — Что со мной сделают? Каторга? Монастырь?
— Это не моя компетенция. Но никакая Академия наук вам теперь не поможет.
Мурманцев завернул нож и убрал в карман.
— Дайте мне ваш паспорт и лицензию.
Мадам Юлия медленно поднялась и вышла из комнаты. Вернулась почти сразу, дрожащей рукой протягивая документы. Мурманцев пробежал глазами бумагу, пролистнул паспорт.
— Я забираю это. Отныне вам запрещено принимать клиентов, независимо от того, как это называется — консультации или что иное. Документы я передам кому следует. С этой минуты считайте себя под арестом. Позже к вам придут с ордером. И не делайте попыток скрыться. Вас найдут в любом случае.
На лестничной площадке он задержался, чтобы выдрать с мясом из двери медную табличку.
— Обратно, барин? — спросил шофер, глядя сытыми веселыми глазами в водительское зеркало.
— Нет. Езжай-ка к церкви.
«Не знаю, что такое супраментальные каналы, — размышлял он, — но если они раскрылись, надо бы их захлопнуть».
— А после в полицейскую управу.
Отобедать у господина Лутовкина в этот день не удалось. Но к ужину тот ждал их с широкими объятьями хлебосольного русского помещика, любящего кутнуть. На стол были выставлены деликатесы из южных и восточных наместничеств, музыканты трудились, услаждая слух, семейство Лутовкина — хозяйка и три розовощекие дочки — демонстрировали наряды, двухэтажный особняк пылал светом, как пламенем пожара. Гостей созвали со всей округи совершенно без повода.
Мурманцев был представлен как герой дня, Стаси — как отважнейшая в мире женщина, верная подруга Белого Рыцаря. Их забросали восхищенными просьбами поведать страшную историю лодочника. Сдобренный зловещими подробностями рассказ (с некоторыми купюрами) то и дело прерывался репликами с мест. «Ах, подумать только!», «Какой прекрасный сюжет для готической баллады!», «Языческое кладбище, хм, вот так штука», «Я до ужаса боюсь ведьм. Правда ли, что они могут выпускать из глаз лазерные лучи?», «А ведь я давно предлагал выжечь это поганое место» и «Вы не думаете, что колдунья специально подговорила мужика откопать мертвеца? Теперь наверняка начнется мор».
— Нет, господа, — сказал Мурманцев. — Мор не начнется. Вы же образованные люди. Это крестьяне невежественные верят во всесилие ведьм и боятся порчи. Но вы-то! Не язычники же мы, в конце концов, чтобы дарить бесам свой страх. И выжигать лес не нужно. Да и бетоном обносить тоже. Есть более простой способ. Павел Сергеич, уведомьте завтра с утра местный клир. Нужно будет отслужить там молебен, освятить землю. Удивляюсь, как вам раньше не пришло это в голову. Или, опять же, не решались покуситься на мифопоэзию?
— Каюсь, Савва Андреич, — вздохнул господин Лутовкин. — Извольте видеть, уж так сроднились мы с нашим… так сказать… культурным ландшафтом… Боюсь, нам будет не хватать этой вот изюминки.
— Это вы чертей, балующих там, изюминкой называете? Вот уж не предполагал, что вы станете по ним скучать, Павел Сергеич!
— По чертям-то? — хохотнул кто-то из гостей. — А по Юльке-экстрасенсихе точно будет. Кое-кто. Скучать. Это беспременно.