— Что вам угодно? — окликнул он гостя сверху, как только тот появился в поле зрения — словно заразившись его торопливостью.
— Прошу покорнейше простить… э… мое внезапное вторжение. — Мужчина повернулся к Мурманцеву. С легким поклоном снял шляпу, какие носят обычно в деревне летом господские приказчики — почти плоскую, но с круто загнутыми по бокам узкими полями. — Извольте видеть, обстоятельства таковы, что… э… не терпят…
Он развел руками и удивленно посмотрел на шляпу, словно впервые держал ее в руках.
— Пока еще я ничего не вижу, — отозвался Мурманцев, недовольно разглядывая гостя. Однако и манеры у здешних приказчиков! Одет в шорты до колен, тонкую рубашку с короткими рукавами, бархатный жилет, коробочка телефона в кармане, на загорелых ногах сандалии с замшевыми ремешками. Мурманцев не любил щегольства в наемных работниках. Тем более голых волосатых ног прислуги. Впрочем, за весь месяц в пансионе это был первый такой франт. — Объяснитесь-ка, любезный, внятнее.
— Э… да. Дело вот в чем. — Шляпа была решительно отвергнута и перешла в руки Полины. — Позвольте представиться — здешний помещик Лутовкин. Павел Сергеич. Владелец этого пансиона. Э… к вам, господин Мурманцев, по безотлагательному делу…
Мурманцев куснул себя за кончик языка, поняв ошибку. Господин Лутовкин просто очень рассеянный человек. Или же его обстоятельства действительно таковы… гм, да… что и приказчичьей шляпе дозволяется обосноваться не на той голове.
— Павел Сергеич, душевно рад! — Мурманцев пошел гостю навстречу. — Вот уж месяц мы с женой дышим здесь воздухами, а с хозяином до сих пор не знакомы. Все управляющий да приказчики. Что ж вы не балуете вниманием отдыхающих ваших? Полина, неси-ка нам кофе в гостиную.
Лутовкин ответил на рукопожатие и отделался вздохом:
— Да все, знаете, дела, заботы. Гешефты, словом. Оглянуться некогда. Да тут еще уборочная. Я, извольте видеть, за своими крестьянами строго слежу. Да и как иначе. Я ж им как отец родной. Не доглядишь — в историю какую вляпают и себя, и меня заодно. Я ведь, собственно, к вам, сударь, для того и пришел.
Мурманцев увел гостя в комнаты. Полина звенела чашками, разливала из кофейника утреннюю горечь для бодрости духа и ясности ума.
— Вы уж извините, Павел Сергеич, вид мой — только с постели, гостей так рано не ждем. Жена еще и не вставала, — говорил Мурманцев, делая первый обжигающий глоток.
Лутовкин, тоже отхлебнув, замахал рукой:
— Господь с вами, Савва Андреич, это я с извинениями должен… Да ведь дело такое… — Он быстро, торопясь, опорожнил тремя глотками свою чашку и потянулся еще к кофейнику. В этот момент Мурманцев поверил, что господину Лутовкину в самом деле оглянуться некогда — очевидно, ставшая привычкой спешка не давала на это времени.
— По правде говоря, — начал он, — я не очень понял, что там случилось с вашими крестьянами и чем я могу помочь.
Павел Сергеевич, покрывшийся потом от двух взахлеб выпитых горячих чашек кофе, откинулся на спинку стула, достал из кармана шорт клетчатый платок и стал им обмахиваться.
— И жаркие же нынче погоды стоят. С утра раннего печет как в духовке. А с моей комплекцией из дому выйти не успеешь, как уже взопреешь.
Никакой такой особой комплекцией господин Лутовкин не отличался. Был чуть полноват, да и то можно списать на широкость в кости и не юношеский уже возраст. Ремень шорт подпирал едва намечающееся брюшко. А лицо скорее худое для такого тела. Бледность, не раскрашенная даже двумя чашками кофейной горечи, говорила о том, что господин Лутовкин за всеми своими гешефтами пренебрегает здоровьем… или о том, что крестьяне действительно «вляпали» его в пресерьезную историю.
Мурманцев ждал, неторопливо смакуя крепкий кофе без сахара.
— Я знаю, что вы сейчас не при исполнении, — вдруг выпалил Лутовкин, перестав махать своей тряпицей. — Но полиция этим делом заниматься не станет. То есть уже не стала. Заполнили формуляры, увезли тело в морг, кой-как осмотрели дом и сарай. Вскрытие, конечно, ничего нового не покажет. Делу венец, как говорится. Мужиков и допрашивать не стали — все ж ясно, куда яснее. А у меня, извольте видеть, кошки на душе. Когтями дерут. Чую я, — Павел Сергеич ударил себя в грудь платком, — на этом не кончится. Вот хоть режьте — не кончится. Раскопал он там что-то. Лихо раскопал. На свободе теперь лихо это гуляет. Боюсь я, Савва Андреич, — он навалился животом на стол и заглянул Мурманцеву в глаза, — на других перекинется. Мор пойдет. Вот так. Да. Помогите, сударь, Христом-Богом прошу.
— Так. — Мурманцев, внимательно выслушав, отставил чашку. — По порядку. Почему вы не обратитесь с официальной просьбой прислать к вам следователя Белой Гвардии?