Но Эврилика не могла успокоиться, ей не хотелось отпускать его в столь опасный поход, на войну, которую уже считали проигранной. Так считали многие, но почему-то верили в лучшее, не смотря на то, что от королевства Фронервальд почти не осталось и следа.
— Столько воинов погибло… — крепко обняв его, сказала она — Как мне не боятся, что среди них окажешься и ты?
В этот момент из-за восточного холма вышла целая колонна воинов, впереди верхом на лошадях ехали командиры, за ними, кто верхом, кто пехом стройными рядами шли воины в полном боевом облачении, среди них были и юнцы, решившие, что настал их черёд позаботится о своём будущем и бороться за ту свободу, за которую проливали кровь их отцы и братья, были и старики, которым уже было нечего терять, но они шли вперёд, просто потому что не могли себя чувствовать в стороне от всех бед, накрывших Острова Свежести. Рядом шли мрачные и высокие горцы, скрывающие свой лик за матерчатыми повязками и капюшонами — воины народа, от которого за многие века так же практически ничего не осталось, как и от Фронервальда. Но они всё равно пошли на зов. На зов человека, который заставил всех встать с колен, встрепенуться и вновь гордо выступить против врага.
Ромли высвободился из цепких объятий своей молодой жены и поцеловал на прощание.
— Пора Эврилика — произнёс он — Прощай моя дорогая. Обещаю я вернусь, вернусь живым и здоровым… Но только с победой и никак иначе.
— Да сохранит тебя Менелир — произнесла Эврилика, и они распрощались.
Капитан Ромли присоединился к колонне воинов, и они чёрной змеёй двинулись меж холмов на запад.
Среди полуразрушенных домов, статность которых, казалось, утонула с приходом захватчиков, расположились люди, которые казалось, потеряли всё, что у них было, они всеми силами пытались восстановить, то что разрушили солдаты Кенингдера. Матери с детьми попрошайничали среди улиц. Они давно уже потеряли надежду на то, что всё будет как прежде. Им многое пришлось терпеть после того как город был захвачен. Солдаты как дикие стервятники, забирали всё, что у них было, не только имущество, но и гордость и честь. Они были разбиты, только несколько таинственных людей и магов помогали им в эти мрачные дни. Никто толком не знал, кем они были. Иногда они приносили еду, иногда прятали от разбоев, которые учиняли солдаты в городе, помогали, как только могли и люди покорно внимали своим спасителям. Многие начали догадываться, что они что-то готовят, особенно, когда эти люди прошли почти по всем домам Арденмонта с предостережением. Среди оборванцев, собравшихся на одной из улиц появилась знакомая уже им женщина. Они жалостливыми глазами смотрели на неё и молчаливо ожидали, что за вести она принесла им. Но она даже не подошла к ним, лишь только жестом подозвала к себе худощавого мужчину с длинными волосами. Он был кем-то вроде наставника и хранителя этих людей, хотя по виду этого было и не понять. На нём была одета такая же грязная и оборванная одежда, как и на всех остальных, ноги его были босы.
— Как же мы рады вас снова видеть госпожа Хильда — встретил он женщину — Невозможно передать той благодарности, которой вы заслуживаете, помогая нам, бедным людям. Хоть у нас и ничего не осталось, но мы никогда не забудем что такое благодарность. Вы столько всего делаете для нас. Чем мы можем служить вам?
— Не стоит благодарности — ответила Хильда — Мы делаем то, что должны делать. Как у вас дела Мильтен?
— Сегодня лучше. Солдаты приходили, но видимо им и самим уже надоело издеваться над нами. Спрашивали только: откуда мы взяли те припасы, что вы привозили неделю назад. Но мы ничего не сказали! Клянусь госпожа Хильда! Половину конфисковали, но кое-что нам удалось спрятать, так что думаю хватит на несколько дней, нас много, но мы делим на всех по чуть-чуть. Кое-как да продержимся.
— Ничего, скоро всё это закончится — промолвила Хильда.
— Закончится? — удивился Мильтен — Что вы имеете ввиду? О, Менелир! Неужели у вас есть для нас хорошие вести?
— Пока я не могу ничего сказать Мильтен, но можно попросить вас об одном?
— Всё что угодно госпожа.
— Сделай так, чтобы через два дня на улицах не было ни одного мирного гражданина. Чтобы все ваши сидели или по своим домам или по подвалам, но чтобы никто, абсолютно никто в этот день не выходил на улицы.
— Хорошо госпожа Хильда — немного задумавшись, произнёс Мильтен. Он понял, что послезавтра в городе станет совсем не безопасно, понял, что что-то случится, но не стал расспрашивать, а лишь покорно пообещал оповестить всех, кого знает и попрощался с Хильдой.