Он направился в маленькую гардеробную при номере, чтобы переодеться, и обнаружил, что у него осталась последняя пара брюк и одна рубашка.
Его охватило отчаяние, но не из-за отсутствия одежды. Слишком много воспоминаний. Его жизнь как-то вдруг вышла из повиновения.
С таким положением дел нельзя мириться. Но чего же он хочет? Что он хочет от Софи? Ответа у него не было.
Он всегда был человеком быстрых решений. Однажды приняв решение, он претворял его в жизнь и шел дальше. Но с тех пор как приехала Софи, он постоянно метался, не зная, на каком решении остановиться: жениться на ней или расстаться навсегда?
Он снова вышел из «Вандома», намереваясь отправиться в свой клуб. Он не желал думать ни о Софи, ни о собаке, ни о прошлом.
Но, сам того не желая, он свернул к «Белому лебедю», словно бабочка, летящая на огонь.
Софи все еще ухаживала за собакой, и вместо того чтобы ехать в клуб, он пошел в свою контору в «Белом лебеде» поработать. Но никак не мог сосредоточиться. Он то и дело оказывался перед дверью в подвальное помещение.
Софи сидела в потоке света, который проникал в комнату через маленькое окно под потолком. Он смотрел, завороженный, как она прикасалась к собаке — легко, нежно. Ее пальцы скользили по шкуре на собачьем лбу, единственном месте, не пострадавшем от побоев. Она сейчас забыла о своих пальцах, которые каждый музыкант должен беречь.
Очень тихо, так, что Грейсон не мог ничего расслышать, она что-то шептала собаке, поглаживая ее по голове. Но он понял. Почему-то он понял — она действительно верила, что вылечит эту собаку. Бездомную. Искалеченную. Умирающую.
Он прошел в дальний конец прачечной. Софи оглянулась на него, в глазах ее стоял молчаливый вопрос. Он встретил ее взгляд решительно, подвинул к ней стул и сел рядом. Она коротко улыбнулась, взглянув на него устало, но признательно. И снова повернулась к собаке.
Больше Грейсон от нее не уходил.
День подходил к концу, когда по лестнице в прачечную спустилась мачеха Софи.
— Софи, ты здесь?
Софи обернулась, а Грейсон встал.
Патриция Уэнтуорт была, несомненно, красивой женщиной, гораздо моложе своего мужа и немногим старше самой Софи. Она стояла в дверях, одетая в темно-синее платье из тафты, под цвет глаз, и в дорогую синюю с коричневым шаль, похожую на кашемировую. Волосы у нее были цвета ночи, кожа белая и чистая, как миска со сливками. Грейсон видел ее всего один раз, еще до того, как она вышла за Конрада Уэнтуорта. Но, выйдя замуж, она покорила своей красотой бостонское общество и посещала самые изысканные светские приемы.
Патриция скривилась, обходя груду грязных полотенец, ее вышитый бисером ридикюль закачался на запястье. — Господи, что ты здесь делаешь?
Ни приветствий, ни объятий.
— Здравствуй, Патриция, — отозвалась Софи, и во взгляде ее мелькнуло что-то мрачное и страдальческое. Но это быстро исчезло, и осталась только улыбка. — Ты привела с собой девочек? — спросила она.
Патриция пошла к ней, стуча каблуками. Она куталась в шаль, словно защищалась от сумрака, царившего в прачечной.
— Нет, я не привела девочек. Ах, мистер Хоторн, я не заметила, что вы здесь!
— Здравствуйте, миссис Уэнтуорт, — отозвался он, коротко кивнув.
Патриция кокетливо поправила прическу, и ее губы растянулись в заученной улыбке.
— Сто лет вас не видела.
— С тех пор, как вы заходили в Хоторн-Хаус к моей матери, — ответил он холодно. Патриция Уэнтуорт не принадлежала к числу симпатичных ему людей.
— А, да. Ваша мать. — Патриция, судя по всему, утратила всякий интерес к разговору. — Как она?
— Хорошо. Хотя в последнее время ей немного нездоровится.
— Не может быть! — Брови ее удивленно приподнялись. — Могу поклясться, что я видела Эммелайн в понедельник. — Она улыбнулась и вздохнула. — Она прекрасно выглядела в платье из персикового шелка с простой вставкой из брабантских кружев и чудной шляпке из снежно-белой шерсти, отороченной мехом.
Он растерянно посмотрел на нее.
— Вы видели мою мать в понедельник?
Патриция положила на пояс руку в перчатке.
— Ну да. Вид у нее был потрясающий. Она явно не была больна.
— Вы, наверное, ошиблись. Она была дома. — Он чувствовал на себе вопросительный взгляд Софи и не мог сдержать тяжелого стука в висках.
— Ну, — задумчиво протянула Патриция, — мне показалось, что это была она. — Она покачала головой и рассмеялась. — Хотя, Может быть, и нет. — Потом она обратилась к Софи: — Девочки не могли прийти, потому что они очень заняты всем тем, чем обычно заняты юные леди. — Она осеклась. — Хотя я вечно забываю, что ты была слишком занята своей музыкой, чтобы уделять внимание… обычным сторонам жизни юной леди.
Он увидел, что Софи насторожилась.
— Ты всегда играла, играла, играла. — Она смерила Софи презрительным взглядом. — Конечно, у моих девочек нет никакого таланта, если говорить о музыке. А у тебя его так много. Иногда я думаю, кому больше повезло — тебе с твоим талантом или моим девочкам с их календарем, до отказа заполненным всякими приглашениями. — Она поцокала языком, — Кажется, ты считаешь, что выступать за деньги — вполне стоящая вещь. Особенно теперь, когда мы все видели ту статью в журнале.
— Вы ее видели?
— Ну конечно.
— И отец тоже видел?
— Разумеется. — И больше ни слова. Грейсон заметил, как щеки Софи вспыхнули.
— Что он думает об этом? — спросила она с любопытством.
Патриция улыбнулась так, что стало ясно — она знает, как расстроена ее падчерица.
— Об этом ты спроси у него самого, дорогая. Я ни в коем случае не хочу быть такой самонадеянной, чтобы говорить за него.
— Естественно, — отозвалась Софи с натянутой улыбкой.
— Хватит об этой статье. Я пришла узнать, будешь ли ты на приеме. Я знаю, что вчера вечером ты говорила с отцом. — Она изящно покачала головой. — Нет, я не удивлена. У тебя всегда была сильная воля. Но приглашения разосланы, и ничего нельзя отменить. А что о нас подумают, если не придут почетные гости?
— Почетные гости? — недоуменно спросила Софи. Грейсон бросил на Патрицию сердитый взгляд.
— Гость, гости. Я всегда говорю: в тесноте — не в обиде. — Патриция посмотрела на Грейсона и с вызовом подняла бровь. — Вы тоже будете, мистер Хоторн?
— Да, — нехотя буркнул он.
Но Патриция не обратила внимания на его тон, потому что в этот момент увидела то, что лежало на полу.
— Господи! Что это случилось с собакой? — ахнула она. Софи взглянула на животное.
— Ее избили. — Улыбка Патриции исчезла.
— Почему меня не удивляет, что ты сидишь в подвале и ухаживаешь за окровавленным животным? — раздраженно проворчала она.
Они смотрели друг на друга и молчали, пока Патриция не повернулась и не выскочила из прачечной, прижимая ко рту кружевной платочек.
Едва дверь наверху захлопнулась, из Софи словно выпустили воздух.
— Я тоже рада была повидаться с тобой. Патриция, — проговорила она, обращаясь к пустой лестнице.
Грейсон покосился на закрытую дверь и повернулся к Софи. Нос у нее покраснел, прическа давно рассыпалась, но сейчас он сознавал одно — он ее хочет. Хочет обнимать ее, целовать. Провести пальцами по ее телу, чтобы она захотела его так же сильно, как он хочет ее.
— Софи, — Грейсон попытался обуздать свое тело железной волей, — вам нужно отдохнуть. Вы уже несколько часов с ней возитесь.
— Нет, — прошептала она, коснувшись единственного здорового места на лбу собаки.
Грейсон схватил ее за плечи и, ласково повернув: к себе, отвел волосы с ее лица.
— Дайте ей спокойно умереть.
Она с вызовом посмотрела ему в глаза.
— Нет! Я должна ее спасти. — И отстранилась от него.
Ее слова вертелись у него в голове. «Я должна ее спасти». Грейсон сомневался, что собака дотянет до утра.
Но немного позже, когда измученная Софи уже засыпала на своем стуле, собака открыла глаза.