Он почувствовал ее смятение.
— Скажите, Эм, чего бы вам хотелось? Чего бы вам хотелось только для себя?
Она не могла ответить. Не потому, что ей не хотелось отвечать, но потому, что она не знала ответа. Она знала, чего хотят ее муж и сыновья. Знала, чего хотят ее друзья и общество. Всю жизнь она удовлетворяла их желания. Но за все это время никто не спросил, чего хочет она сама, что она любит. Впервые за многие годы ей дали понять, что ее общества ищут, что ею интересуются и дорожат, что она желанна. Она отогнала мысль о том, что не следовало ей тайком уходить из дома и встречаться с этим человеком.
— Вам захотелось снова заняться лепкой, — проговорил он. — Иначе зачем вам было приходить к Андре? — Он посмотрел на нее. — Разве только вы приходили, чтобы просто повидаться с ним?
Она сердито посмотрела на него.
— Я хотела лепить.
— Тогда почему бы вам не ходить туда почаще?
— Очень трудно уйти из дома так, чтобы никто не заметил.
— Вы всю жизнь думали о других. Пора для разнообразия подумать и о себе. И если вам трудно уходить из дома, почему бы не нанять учителя, который мог бы приходить к вам? Женщины из хороших семей часто так поступают.
Эта мысль ее взволновала. Позволит ли Брэдфорд ей это сделать?
— Я мог бы приходить к вам и учить вас. — Она круто повернулась к нему.
— Боже мой, да ни за что!
Ричард усмехнулся и напустил на себя невинный вид.
— Но, Эммелайн, никаких неприятностей от меня не было бы.
— Ну конечно, как, например, сегодня утром, когда вы послали мне записку.
Он даже не удосужился изобразить раскаяние. Он только опять улыбнулся, и его белые зубы блеснули на солнце.
— Ну ладно, значит, это плохая идея — приходить к вам домой. Но тогда приходите почаще к Андре. Не думайте обо мне. Делайте это для себя — для Эммелайн Эббот.
— Хоторн, — резко поправила она.
— Но ведь когда-то вы были Эммелайн Эббот, красивой девушкой, умевшей любить, как никто другой.
— Эммелайн Эббот, которую вы бросили, даже не объяснившись.
— Вы всегда обращали слишком много внимания на детали.
Он остановился, чтобы купить ей горячего шоколада и кулечек с конфетами.
— А вы помните, как мы ездили на трамвае в Бруклин? — спросил он.
— Нет, — слишком быстро ответила она.
— Да наверняка помните. — Ну немножко. — Она невольно улыбнулась. — Вы танцевали, сняв туфельки, помните? — Она почувствовала, что краснеет.
— Я была тогда глупой девчонкой.
Он удивил ее, повернув лицом к себе.
— Вы были красивой молодой женщиной. — Его руки скользнули вверх, к ее плечам и коснулись ключиц. — Вы по-прежнему красивы, — добавил он хрипло. — Очень красивы. — Он опустил взгляд на ее губы.
У нее перехватило дыхание, и она закрыла глаза. Как, казалось бы, легко — прижаться к нему, ощутить на своих губах мужские губы. Сколько лет ее никто не целовал? И что она испытывает к Ричарду — желание или ей просто не хватает любви?
— Я часто думал о вас, — прошептал он и погладил ее по щеке. — Спрашивал себя, что вы делаете со своей жизнью, веселы вы или печальны. Я не хочу опять потерять вас.
Он наклонился, и Эммелайн поняла, что сейчас он ее поцелует. Вызовет ли его поцелуй те же чувства, что когда-то? Вызовет ли он томление?
Сердце у нее гулко билось, но рассудок громко предостерегал ее от поспешных решений.
— А вы тоже хотите меня? — спросил он. Она отшатнулась.
— Нет! — вскрикнула она.
Он очень ласково взял ее за руку.
— Я думаю, хотите. Но еще не время. — И он поднес к губам ее руку и поцеловал в ладонь.
Она вырвала руку, словно обжегшись.
— Я слишком долго ждал, Эммелайн, но больше ждать не стану.
Она резко отвернулась, подхватила юбки и бросилась прочь по гранитному тротуару. И ни разу не обернулась.
Элегантный экипаж остановился на оживленном перекрестке неподалеку от Хоторн-Хауса. Грейсон взмахнул рукой, подзывая наемный кеб, и в этот момент из его дома выскользнула какая-то женщина. Он удивленно проследил за ней взглядом — это была его мать. И он решил за ней проследить.
Но это оказалось делом нелегким. Улицы были запружены экипажами, и он безнадежно отстал. Грейсон велел извозчику ехать дальше по боковым улицам, но все было бесполезно. Однако когда он уже был готов оставить это дело, он увидел ее. С мужчиной.
Выскочив из кеба, Грейсон бросил извозчику монету и пустился за ними вдогонку. Он пересек улицу, каждую минуту рискуя оказаться под копытами лошадей, и приподнялся на цыпочки, когда какой-то фургон загородил ему дорогу. Позолоченные буквы на его боковых стенках сообщали, что это служба доставки.
Грейсон чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, ожидая, пока фургон проедет мимо, а потом, оказавшись на противоположной стороне, почти побежал по тротуару, но его мать исчезла. Остался только мужчина.
Грейсон рванулся к нему, но тут на пути выросла очередная преграда, на этот раз продавец с тележкой. А когда путь опять оказался свободен, мужчины уже нигде не было видно.
Грейсон побежал вперед, заглядывая в лица прохожих, и наконец схватил за руку шедшего впереди мужчину.
— Эй, вы чего? — удивился высокий незнакомец.
Грейсон осознал свою ошибку и выпустил руку мужчины, словно она обожгла его.
Он остановился задыхаясь, пешеходы обтекали его с двух сторон, не обращая внимания на его дикий вид и широко раскрытые глаза.
И его мать, и незнакомый мужчина исчезли, как дым на ветру, едва только пошел дождь.
Глава 14
Грейсон добрался до «Белого лебедя» в полном смятении чувств. Прекратив бессмысленное преследование, он вернулся в Хоторн-Хаус и спросил у горничной, может ли он увидеть свою мать. Горничная почему-то пришла в замешательство.
— Леди занята, мистер Хоторн, — ответила она, и тут появилась другая и проговорила одновременно с ней:
— Она в постели, мистер Хоторн. — Женщины смутились.
— То есть… то есть… ваша матушка занята, она ложится в постель.
Он помрачнел еще больше.
Возвращаясь из доков, он убедил себя, что ему просто померещилось и это вовсе не была его мать. Ведь лица ее он не видел. Это вполне мог быть кто-то другой. Но, увидев смущение на лицах покрасневших горничных, он сделал вывод, что в доках действительно была Эммелайн Хоторн.
Поток этих неприятных размышлений был прерван, когда спустя несколько минут Эммелайн сошла вниз, одетая по-домашнему. При ее появлении горничные с облегчением вздохнули. Грейсон без всяких околичностей спросил у матери, не была ли она только что в гавани. Она рассмеялась — пожалуй, слишком громко — и уверила его в том, что он не мог ее видеть, поскольку она весь день пробыла дома.
Правда ли это? С чего бы она стала лгать? А если его мать не пробыла весь день дома, тогда почему она, женщина безупречного поведения, встретилась с мужчиной, не являющимся ее мужем, в той части города, которую приличные леди обходят стороной?
Грейсон громко захлопнул дверь «Белого лебедя» и, стуча каблуками, направился через холл к лестнице. Собака Софи вышла к нему, потягиваясь с таким видом, будто только что проснулась.
— Софи! — позвал он.
Он хотел увидеть ее, чтобы привести в порядок взбаламученные мысли. Он сейчас не думал о своих чувствах к Софи. Желание, сильное и бурное, не походило ни на что испытанное им доселе. Он не может без нее жить. Эта женщина сводит его с ума почти так же, как и его мать. Только совсем по другой причине.
— Софи! — позвал он нетерпеливо, и голос его эхом отдавался от мрамора и высоких потолков.
Но никто не отозвался. В доме, судя по всему, не было никого, кроме собаки. Грейсон тихонько выругался.