Артемьев вышел из машины, вытащил оттуда обеспокоенного Клюва.
— Вы чего? — спросил тот насторожённо.
Артемьев молча врезал ему кулаком в челюсть.
Когда у Клюва в глазах просветлело, он понял, что лежит на асфальте. Изо рта кровь струится. И ещё два зуба придётся вставлять. Одна крошка от них во рту осталась.
— Теперь слушай, — Артемьев пнул тело ногой. — Выбирай статьи. Торговля наркотиками — до десяти. Ты пытался впарить нашему осведомителю пакет с тремястами граммами героина. Понятые, покупатель — все будет в порядке. Или изнасилование — клиентка тоже на месте… Или ношение оружия. Хотя оружия тебе маловато будет. Можно все вместе впарить. И самую лучшую камеру. Ясно?..
— Не выйдет у вас ничего, — жалобно проблеял Клюв.
— А что нам помешает?.. Есть ещё один вариант, только не знаю, больше он тебе понравится… Я тебя везу за Кольцевую и закапываю…
— За что наехали? — заскулил Клюв.
— Есть за что, Алик. Вспомни расстрел на Авиастроительной. Не доказали тебе. Но там был ты. Четыре трупа… За убийства отвечать надо. Мы тут решили небольшую зачистку в городе от нежелательных элементов устроить, — Артемьев ещё раз врезал Клюву ногой по голени, но не так сильно.
— Что хотите-то от меня? — Клюву было очень неудобно вести переговоры лёжа, но Артемьева такой стиль общения вполне устраивал.
— Ты с Сашей Кандагарским работал?
— Работал!
— Над чем?
— Долги вышибал.
— Много народу заглушили?
— Не знаю…
— Ты в курсах, что Сашу ухлопали?
— В курсах.
— А за что?
— Не знаю. Я с ним три месяца как разошёлся.
— Он тебя отпустил?
— А куда денется?
— Саша подобрел? Или ты ему на хрен не нужен стал?
— Ему виднее.
— Не нужен, — засмеялся Артемьев. — Ты слабый, Алик. Трепливый. А у него пошли серьёзные дела. Правильно ведь?
— Он заказ получил. Серьёзный.
— Какой?
— Мне не говорил.
— За что его могли завалить?
— Не знаю! — воскликнул со слезами Клюв. — Я не знаю!
— Предположения? — Артемьев позволил Клюву присесть на земле и склонился над ним, глядя сверху вниз.
— Когда Сашу завалили… В тот день я в кабаке был, где он обычно вечерами гудит… Один гадёныш там крутился…. Кепка на лоб. Нос горбатый. Глаза хитрые. Шифровался, как мог… Но я его узнал…
— Кто это был?
— Махмуд.
— Что за гусь?
— Мы с чеченцами переговоры о работе вели. Так Махмуд там крутился при ихнем бугре.
— Что за бугор?
— Султан.
— Известная сволочь… А ты хороший парень, Алик…
Клюва подняли, усадили в машину, предварительно отряхнув, чтобы сиденье не пачкал.
— Ты очень хороший парень, — улыбнулся открытой, широкой русской улыбкой Артемьев. — Ты созрел, чтобы стать агентом Управления по борьбе с бандитизмом.
— Я?!
— Ты.
— С какой такой радости?
— Чеченов заложил. На нас поработал. Остаётся теперь рассказать остальное, что знаешь… Работа у нас не пыльная. В случае чего я тебе помогу, коли туго станет в нелёгкой бандитской жизни.
— Я не въехал, это вы о чем?
— Работать мы будем с тобой, Алик. Рука об руку. Как соратники.
— Никогда!
— Ты же знаешь, что будем… Иначе тебя не будет… А теперь брысь отсюда.
Клюва выпихнули из салона. Водитель наддал газ, обдав бандита выхлопными газами.
— Значит, все-таки Сашу прибрали чеченцы, — сказал оперативник, сидевший на заднем сиденье.
— Похоже на то… Так, по приезде в контору мне быстро весь расклад на этих самых Султана и Махмуда, — приказал Артемьев, прикидывая, что у Глеба сегодня определится новый обширный фронт работы.
Если бы Сергей Радченко был тем, за кого себя выдавал, — то есть «новорусским» удачливым котом сорока пяти лет от роду, богатым и бесшабашным, считающим, что ему на роду написано хватать за хвост жар-птиц, с компьютером вместо головы и цепкостью клеща, интересующимся только приумножением капиталов, то ему бы пришёл конец в тот же день. Но в увлекательной книге его жизни было много авантюрных страниц. А одним из самых насыщенных событиями этапов своего большого жизненного пути он считал работу в службе наружного наблюдения Комитета госбезопасности СССР. Было время, он входил в число лучших топтунов, отработал и старшим группы, и руководителем отделения. Уже потом его занесло в экономическую контрразведку на нелегальную работу. Тогда, в конце перестройки, КГБ активно создавал свои подпольные коммерческие структуры.
Две машины — задрипанную «Тойоту» и «Форд» — пару раз Радченко намётанным взглядом вычленил из потока движения. Сердце сладостно и тревожно ёкнуло. Черт, ведь за ним ведётся наблюдение!
Этот вывод надлежало проверить как можно обстоятельнее. Резких движений он не делал — «хвост» нельзя резко обрубать. Неведомые недоброжелатели навесят другой, более квалифицированный. Или устроят ещё что-то. С «хвостом» надо поиграть. Перво-наперво убедиться на сто процентов, что действительно имеет место слежка.
Убедиться в наличии скрытого наблюдения для профессионала не составляло труда. Около Пушкинской площади Радченко проскочил на красный светофор и поглядел, как засуетились преследователи. Через несколько минут он выполнил лихой разворот в неположенном месте. И окончательно убедился, что преследователи вцепились в него крепко. Пока прорисовались две машины. Судя по тому, как плотно они держались за него, ими бригада «наружки» и ограничивалась.
Последний финт с грубым нарушением дорожных правил обошёлся финансисту в пятьсот рублей — на трассе очень некстати подвернулся гаишнику. Унылого вида дорожный пират в синем комбезе с удовольствием остановил навороченный «глазастый» темно-синий, только из мойки «Мерседес».
Радченко сунул старшине стольник и посмотрел, как страдальчески скривилось у служивого лицо:
— Чего мало, командир? Вот вам хорошо. Машина. Офис наверняка. Квартирка… У меня зарплата нищая. Стою тут с утра до вечера, дышу выхлопными газами… Если уж совести нет, то езжайте дальше, — махнул гаишник жезлом.
Это было нечто новое в системе вымогательства на дорогах. Обычно стражи дорожного спокойствия давили на страх, но уж никак не на совесть. Обалдевший от такого поворота бизнесмен вынул пятисотку:
— На, чтобы детишки не голодали.
Купюра быстро исчезла в кармане гаишника.
— Приятного пути, — молодцевато козырнул старшина.
— И тебе приятно постоять. — Радченко тронул машину. Преследователей не было видно. Но они вскоре нарисовались.
Финансист рулил по Москве, насвистывая весёлый мотивчик. Странное у него было состояние. С одной стороны, холодок полз по коже от близости затаившейся рядом угрозы. С другой — пьянил давно забытый азарт полевой работы. Ему давно осточертели все эти банки, склянки, фирмы, оффшоры, переговоры, уклонения от налогов и прочая муть. Душа жаждала движения, риска, схватки. Такого в его жизни уже давно не было. Весь риск заключался в несвоевременном падении или росте акций.
Радченко притормозил около газетного киоска. Вышел из машины, не обращая внимания на пацанов, сующих ему какие-то яркие буклеты. Купил «Комсомолец Москвы». Вернулся за руль. Пробежал глазами газетные полосы. Потом, продолжая насвистывать мотивчик, включил магнитолу, часы на которой показывали восемнадцать десять. В неё был встроен самый совершённый сканер из тех, что можно приобрести за деньги… Так, ничего он не показал. Значит, в салон «Мерседеса» не удосужились присобачить радиомикрофон или маячок. Уже легче.
Радченко вытащил мобильник. Нажал на клавишу. Хитрый телефон автоматически переключался на другой, закрытый номер экстренной связи, которым дозволялось пользоваться лишь в исключительных случаях — при близкой и реальной угрозе.
— Рокфеллер беспокоит, — уведомил он.
— Как жизнь? — спросил знакомый голос.
— Ничего. Только здоровье неважное. Бок покалывает.
— Сильно покалывает?
— Пока не особо. Слегка. Дальше что будет — не знаю.
— Принято… Кстати, на восемь двадцать завтра встреча у Семеныча. Не знаешь?