— Заглохни. Дольше проживёшь!
Подъезжает «Волга». Гочу кидают в салон, как дрова. Машина трогается с места. На все про все — две минуты.
На этот раз помойка в другом конце Москвы, но пейзаж схожий. И опять Атаман задаёт тот же вопрос:
— Где Махмуд?
И слышит тот же ответ:
— Не знаю.
— Выбор у тебя небогатый — сдохнуть или сказать. — Атаман проводит по нежной щеке Гочи острым лезвием финки, оставляя порез. Ответом служит истошный визг. Но тут никто ничего не услышит.
— Шинковать буду кусками, — объявляет Атаман. И Гоча ему верит.
— Он у Нинки!
— Поехали, покажешь адрес.
— Я не пойду.
— Тогда тебя понесут.
На этот раз путь лежит в Бескудниково. Ночью по Москве можно ездить. Машин мало. Только носятся как бешеные иномарки — видать, боясь опоздать из одного ночного клуба в другой. Да крутятся патрульные машины. Патруль Атаману не страшен. У него ксив прикрытия столько, что можно спокойно двигать хоть в Кремль.
Гоча, едва перебирая ногами, поднимается с бойцами на этаж.
— Здесь, — шепчет он. — Я не хочу, чтобы он меня видел…
— Звони, — Атаман подталкивал его к двери. — Заорёшь, чтобы предупредить, тут же и завалю…
Гоча трясущимся пальцем вдавливает кнопку звонка.
— Кто? — слышится женский голос.
— Это я. Гоча…
Дверь начинает приоткрываться.
Вдруг Гоча не выдерживает и орёт:
— Махмуд, беги. Меня убивают!
Орать дольше ему не позволяют. Об стенку башкой. Отключка. Атаман бьёт ногой по двери. Удар такой силы, что железную дверь впечатывает в стену. За дверью лежит хозяйка квартиры — в отключке.
Атаман прыгает в прихожую. Потом в комнату. Там в вещах роется молодой хлипкий чеченец. Он выуживает из тряпок пистолет. Но, понятно, не успевает. Атаман сближается с ним, выворачивает руку, легонько бьёт по шее. И советует ласково так:
— Не суетись под клиентом, уродец… Наручники. Махмуда усаживают на пол.
— Он, — кивает Атаман, сверяясь на всякий случай с фотографией.
Тем временем хозяйка — полная дивчина, кровь с молоком — приходит в себя.
— Милиция, — Атаман демонстрирует ей удостоверение. — Твой гадёныш арестован. Ты не имеешь права выезжать из Москвы. Ясно?
— Да, да, — кивает, всхлипывая, дивчина, на лбу которой набухает шишка.
Все, операция завершена успешно. Теперь остаётся только Аджапова и Гочу отвезти в отстойник — подвал, где они посидят некоторое время. А Махмуда на базу-2 для допроса.
Ночное время самое подходящее для допросов. Об этом известно испокон веков.
На базе за пленника взялся Глеб. Махмуд, имевший представление о возможностях спецслужб по развязыванию даже самых накрепко завязанных языков (он был уверен, что попал именно в спецслужбу), не стал играть в молчанку. Хоть он и выглядел подавленным, но на вопросы отвечал полно и, скорее всего, правдиво. Но его все равно придётся перепроверять при помощи Доктора.
В числе прочего Махмуд поведал о том, как занимался наблюдением за домом Аллы.
— Получается, вы пасли Гурвича и его любовь, — нахмурился Глеб. — Чего вам этот программист сдался?
— Нужен был не он, — понурился Махмуд, ёрзая на прикрученном к полу стуле. Он постоянно отводил глаза, в которые бил в лучших энкавэдэшных традициях яркий свет лампы.
— А кто?
— Ты…
— Что значит — я?
— У Султана есть твой портрет, Ратоборец… Султан тебя ищет…
— Мой портрет?! Фотографический?
— Рисованный портрет.
Дальше Глеб, выясняя причину убийства Саши Кандагарского, подбил итог:
— Получается, Сашу вы решили пленить, посчитав, что мы с ним в одной упряжке?
— Ну да. Я же видел, как ты выходил из дома вместе с любовницей этого самого Гурвича и с Карасём. А Карась — это человек Кандагара.
— И через Кандагара вы хотели выйти на меня? — хмыкнул Глеб. Ситуация получалась абсурдная. Чеченцы просто взяли не тот след.
— И на твоих хозяев, — добавил Махмуд.
— А чего тогда Кандагара в расход пустили?
— Он бешеный, да! — воскликнул Махмуд. — Мы не смогли его схватить! Он убил двоих! Мы его убили. А второго забрали.
— Какого второго?
— С ним ещё был один. Какой-то скунс. Бледный. С толстыми щеками, как у хомяка. И глаза такие водянистые.
— Кто такой?
— Он не при Сашиных делах. Бизнесмен какой-то. Из Новосибирска.
— Что с ним сделали?
— Султан его у себя в тюрьме оставил. Деньги с него получает. Хочет сто тысяч заработать…
— Опиши-ка этого скунса поподробнее.
Когда Махмуд закончил описание, Глеб встрепенулся:
— Где он сейчас?!
— Я же говорю — у Султана в тюрьме.
— Ты там был?
— Да…
— Покажешь место…
— Лучше расскажу.
— Покажешь, Махмуд. Покажешь…
Глеб поднялся со стула и вышел из камеры для допросов, предоставив чеченца своим помощникам.
Наверху в кабинете утопал в мягком диване Атаман. Он клевал носом, но при приближении Глеба очнулся и осведомился:
— Как там наша добыча?
— Поёт, как соловей… И такое напел… В общем, собираем три штурмовые группы и группу разведки. Будем вскрывать чеченское логово…
Сельмурзаев чувствовал себя плохо. Какое-то гриппозное состояние, хотя ни кашля, ни насморка. Это нервное.
Он устал. Разговор обещал быть тяжёлым. Напротив депутата в кресле у камина сидел Султан.
— Ты понимаешь вообще, что мы имеем? — воскликнул депутат.
— Понимаю. Я все понимаю, — процедил Султан.
— Ничего ты не понимаешь!
— Я все понимаю, Усман! — злобно прошипел Султан. — Я потерял семь человек! Семь! Если так пойдёт, то скоро не останется у меня людей!
— Твои люди — это хлам!
— Мои люди — это мои люди!
— Твои люди не могут ничего! Мы теряем их. И не получаем ничего взамен…
— Мои люди воевали с неверными, Усман. И проявили себя хорошо. Они не заслужили таких слов.
— Ты так считаешь? — криво улыбнулся Сельмурзаев. Он встал, пошевелил кочергой в камине, обычно это занятие успокаивало его.
— Нам просто не везёт.
— Не везёт, — хмыкнул депутат. — Ты хоть отдаёшь себе отчёт в том, с кем мы столкнулись?
— Я знаю только то, что говорил ты, Усман…
— Пенсионеры, — горько усмехнулся Сельмурзаев, сжимая кулаки.
Страх в его душе боролся с яростью. Его опять тыкали мордой в дерьмо, как щенка. Он понимал, что инициатива не в его руках.
Все было хуже некуда. Как-то слишком быстро и неожиданно случилась катастрофа. Боевики отзвони-лись Султану и сообщили, что они зацепили у банка машину с бизнесменом из чёрного списка. Готовятся его взять. И пропали.
Сельмурзаев напряг свои связи, пытался что-то узнать по милицейским учётам и сообщениям на «02». И никакой информации там, способной пролить свет на случившееся, не нашёл. Две машины с семью вооружёнными боевиками, приученными действовать в самых экстремальных ситуациях, просто растворились в воздухе, будто их и не было. Бермудский треугольник?
Нет, конечно. Просто воины ислама оказались не готовыми к встрече с противником. Скорее всего, их перещёлкали да ещё и замели следы так, что ничего не раскопаешь.
Сельмурзаев вспомнил Феликса, того «работягу», сдавшего информацию на «Легион». Депутат тогда прекрасно понимал, что его руками хотят загрести жар. Но надеялся быстро решить проблемы, отомстить, выжечь обидчиков до третьего колена. «Пенсионеры, остатки былой силы», — так, кажется, говорил этот Феликс, шайтан возьми его душу! И результат — за несколько дней потеряно людей, как при обстреле отряда из системы «град». И проклятое унизительное чувство собственного бессилия… Кто-то должен за это заплатить… И когда-нибудь заплатят. Все заплатят ему по счетам. И Феликс. И генерал госбезопасности Войченко, с подачи которого диаспора утонула в этом дерьме. Заплатят. Когда-нибудь… Не сегодня…
А сегодня надо тормозить и сворачиваться… Ведь следующим может исчезнуть он, депутат Государственного собрания Сельмурзаев. «Легион» уже взял его один раз. И нет оснований считать, что это не удастся снова.