— Какие выкладки? — нехотя переспросил он.
— Доказано, что набрать на службу молодёжь из пейзан или городской бедноты всё равно дешевле, чем пытаться синтезировать покорных солдат.
— Ничего не знаю, не моё дело.
— Высокая рождаемость и низкий уровень образования, вот и всё, что требуется для создания армии синтезанов. Этот метод работал для человечества задолго до Большой Беды, работает и сейчас.
— Пардон, но попросил бы вас не разговаривать.
Я перевела взгляд на моё сердце, биение которого чувствовала в колбе раньше, чем оно появилось. Увидела дату в углу мониторов: 15 сентября 1017 года, то есть через двадцать дней после моего рождения из колбы АКОСа.
Меня продолжали простукивать и замерять, пока, наконец, всё внезапно не прекратилось. Перестали водить по кабинетам. Из-за этого потеряла счёт дням.
Иногда ко мне вообще никто не заходил. Еду подавали через окошко в двери, не отвечая на вопросы. Стала чувствовать себя как в колбе, расширившейся до здания лаборатории.
Занять себя было нечем. Я не уставала, поэтому спала плохо. Постоянно просыпалась, отплёвываясь: казалось, что белый мусор снова окутывал меня в синей глубине диссоциативного электролита.
В один из дней в камеру-палату заявилась делегация, состоящая из отменно старых и наглых учёных.
Ассистенты бесцеремонно раздели меня и снова простукали, прощупали и взяли кровь. Но я особо не протестовала, чувствуя, что это — прощальные церемонии.
— Головокружения не прошли? — спросил руководитель исследовательской группы, самый старый и мерзкий из всех.
— После того, как я начала принимать те таблетки, что выдали, головокружения прекратились, — доложила я.
— Продолжай принимать. И… катись на все четыре стороны.
— Я свободна?
— Не совсем, тебе объяснят.
Руководитель сердито вышел, сопровождаемый свитой старикашек.
— Какое сегодня число? — выкрикнула я вослед.
— Какая тебе разница, существо?
В камере остался один из ассистентов, который относился ко мне чуть теплее, чем к экспонату лаборатории.
— 12 октября, — посмотрел он на свой ординатёр-табло.
— Я тут всего месяц, а ощущение, что всю жизнь… Хм, впрочем, так и есть.
— Если честно, Жизель, мы уже подготовили тебя к вскрытию, надеялись что исследование мозга даст ключ к тайне работы добедового АКОСа… Но пришли документы от Клода.
— Таки он вспомнил обо мне.
— Клод Яхин официально признал тебя родственницей, поэтому в лаборатории не имеют права проводить вскрытие или ставить эксперименты, угрожающие здоровью пациента.
— О, теперь я пациент? Чем же я больна?
— Это просто статус, — ассистент фальшиво улыбнулся. — У нас нет слов для обозначения таких категорий, как ты. Мой руководитель, например, классифицирует тебя как сложнейшего биоробота, который имитирует биологическую жизнь до степени полного сходства.
— К дьяволу его маразм. Что дальше?
— Согласно договору с Эскадроном Клода, корпорация продолжает работать с тобой как с важным образцом добедовых биосинтетических технологий… Но в остальном, ты почти вольное существо. То есть — человек. Но это всё на словах. На деле — ты больше не интересна корпорации.
Далее всё произошло стремительно:
Мне вернули лохмотья, в какие замотал меня Сенчин, когда вынул из колбы. Проинструктировали, что наблюдение за мной не закончилось, но перешло в период «испытания в естественной среде обитания».
И буквально вытолкнули из лаборатории.
У входа ждали Клод и Антуан.
Моя жизнь началась по-настоящему.
Глава 10. Обгоняя безумие
Командан и аджюдан прибыли за мной на парадном бронепежо. Это транспортное средство Эскадрона Клода не участвовало в боевых вылазках. Таранный бампер был декоративным, украшен выпуклыми узорами. По бортам блестящими буквами шёл девиз:
«Искры зажгут эту ночь»
Буквы были украшены проблёскивающими лампочками. В ночи они действительно смотрелись искорками. Подошла и поскребла ногтем знакомые с детства лампочки. Клод встал рядом:
— Когда ты рождалась, по вонючему электролиту бежали искры.
— Тоже их видела. Это было мгновение, когда я вдруг появилась, а вокруг — искры. Не могу пошевелиться, хотя чувствую, что у меня есть руки и ноги. Кошмарное состояние. Мне казалось, что я Клод, который прямиком с кушетки профессора очутился в неизвестности.
— Помнишь, откуда взялся девиз?