Он запустил пленку.
Киллан не произнесла ни слова, пока пленка не кончилась. На лице ее ничего нельзя было прочесть. Будто умерла или медитирует. Наконец нарушила мертвую тишину: — Где ты, черт побери, это раздобыл?
Он поднял глаза.
— А тебе никогда в голову не приходило, что тебя могут подслушивать?
— Нет, никогда! — она указала на магнитофон. — Чей это?
Негодяй пожал плечами.
— Сейчас мой. Нашел в соседней квартире. Пустующей. — Он рассказал ей о звуке, который он слышал ночью: ТРАХ! — будто арбуз разбился, упав с высоты. — Или человека шмякнули башкой об стенку. — Он рассказал ей о вмятине в стене, о засохшей крови и частицах костной и мозговой ткани.
— Немалую силу надо иметь, чтобы такое сделать с человеческой головой, — заметила Киллан.
— Еще бы! Чертовскую силищу! — Он видел, что она слушает его, думая о своем. — Эй! — окликнул он. — Ты о чем?
— Я думаю о том, что могло происходить там. И о том, у кого нашлось достаточно сил, чтобы проломить стену человеческой головой. Именно грубой силы, а не искусства.
— Ты хочешь сказать, что у тебя есть такой на примете?
— Может быть, — ответила она. — А кстати, ты еще не думал, что делать с этой штуковиной? — она кивнула на магнитофон. Негодяй ответил: — Собирался отдать ее кое-кому.
— А конкретно?
Негодяй ответил не сразу. Ему было неприятно отвечать.
— Томи, — наконец выдавал он.
— А, этой сучке? — завопила Киллан. — Не выйдет. У меня есть лучшая идея.
— Лучшая для кого: для тебя или для меня?
— Иногда ты перебарщиваешь с цинизмом, — сказала Киллан, садясь рядом с ним. — Хотелось бы переиграть после стольких лет? Но в любом случае мое предложение будет хорошо для нас обоих.
— Ой, сомневаюсь.
— Ну а зачем ты тогда пришел сюда, если не за помощью?
— Мне нужно было тихое место, чтобы прослушать запись. Я не был уверен, что за мной не следят.
Киллан бросила взгляд на магнитофон.
— Из этой записи явствует, что подслушивали не тебя одного, — сказала она. — При других обстоятельствах я бы только посмеялась, слушая свои записанные на пленку сексуальные стоны.
— Господи, ты хочешь сказать, что и за твоей квартирой могут следить?
— Откуда мне знать?
— Но я был очень осторожен.
Киллан рассмеялась:
— Могу себе представить! Последний из великих сыщиков.
Негодяй недовольно хмыкнул, разглядывая магнитофон.
— Ну, ладно, — сказал он наконец, — что бы ты с ним сделала?
— Я бы отнесла его к человеку, которому больше всех хочется заполучить его.
— А именно?
В глазах Киллан начали плясать чертики, хотя лицо оставалось непроницаемым.
— Кузунде Икузе, — ответила она.
Негодяй подскочил, словно она прикоснулась к нему обнаженным проводом под током.
— Я всегда подозревал, что ты полоумная, — сказал он. — Но не до такой же степени!
— Остынь и немного подумай, — возразила Киллан. — Икуза выложит нам за эту пленочку все, что потребуем. А почему бы и нет? Одна наша связь с ним, если о ней проведает общественность, будет ему дорого стоить, а уж свидетельство о его манипуляциях с «Накано» и вообще стоить ему головы.
Негодяй встал и заходил взад-вперед по комнате, бросая взгляды то на нее, то на пса, скалящего на него зубы с кофейного столика. — Знаешь, я вспомнил, как много лет назад, когда ты была совсем девчонкой и все приставала к нам, чтобы мы брали тебя с собой мотаться по улицам, один из нас стал тебя подначивать сунуть руку в огонь. Мы думали, что ты сдрейфишь и мы от тебя отделаемся. — Он взял ее руку перевернул ладонью вверх. На большом пальце был старый шрам от ожога. — Но ты приняла вызов. Так нам ничего не оставалось, как позволить тебе таскаться за нами. И прозвище дали соответственное — Сорви-Голова. Но, Киллан, мы тогда были несмышленыши. Теперь мы знаем, что почем.
Киллан посмотрела Негодяю прямо в глаза.
— Что ты этим хочешь сказать? Ты что, совсем ослеп, что не видишь, как тебя эксплуатируют? Тот же Кузунда. Ведь это он заправляет «Накано», на которую ты ишачишь! Ты создал ИУТИР, а что ты за это имеешь? Кукиш с маслом! И ничего кроме тебе не светит, так и знай! Сколько раз я тебе об этом говорила? Ты пашешь на них, как негр! А кто пользуется плодами твоего труда? А кто ДОЛЖЕН пользоваться?
Она бросила на него уничтожающий взгляд.
— А этим шрамам я горжусь. Он для меня как медаль за доблесть. Ты же помнишь, все признали, что я не хуже любого мальчишки на улице, а, пожалуй, и почище. Более отчаянная, чем кто-либо из вас.
— Более полоумная — это уж точно.
Она захохотала:
— Но я ВЫЖИЛА. Такова моя карма — выживать в любых условиях. И я их всех за пояс заткну, так и знай!
— Но Кузунда Икуза, — он покачал головой. — Он не такой, как все. Тебе в голову не приходило, что он будет почище тебя?
Киллан замотала головой:
— He-a! — Потом она широко улыбнулась, сгребла со стола магнитофончик и отправила его в сумку. — Верь мне, — сказала она, целуя его в щеку. — Это нам пропуск в землю обетованную. Будем жить ни в чем не нуждаясь.
Негодяй посмотрел на пустой стол. Промолвил:
— Я и так ни в чем не нуждаюсь. — Поднял глаза.
Но Киллан уже и след простыл.
Полицейские приехали за Шизей, выдержанные, гладкие. Она ожидала, что они приедут, и без лишней суеты пошла-с ними. Бородатый, мясистый следователь задал ей обычные вопросы насчет ее местонахождения в предыдущий вечер. Шизей наблюдала за его глазами, умными, проницательными. На нем был мятый, плохо сидящий костюм, который он носил, как другие люди носят халат. Чувствовал себя в нем свободно, комфортно. Шизей была одета в короткую черную юбку, широкий черный матерчатый пояс и огненно-красную блузку с рукавом фонариками. Для начала она решила его немного подурачить.
Во время их разговора следователь завтракал, довольно неряшливо, но с аппетитом уплетая гамбургер, и у Шизей создалось впечатление, что ее хотят заманить в ловушку, и этот завтрак — своего рода театральная декорация. Вот только не ясно зачем: то ли для того, чтобы успокоить ее, чтоб не нервничала, то ли для того, чтобы сбить потом с толку внезапным вопросом.
Они сидели за обшарпанным деревянным столом, расположенным в центре безликой комнаты, стены которой были выкрашены в казенный зеленоватый цвет. В углу стола примостился графин с холодной водой, в другом — засаленный поднос с кофейником. Окна были зарешечены.
Детектив сообщил, что его зовут Эйлбемарл. По направлению, куда вели вопросы, которые он задавал, было очевидно, что Брэндинг указал на Шизей как на человека, который подтвердит его алиби. Эйлбемарл сказал, что в полицию поступил анонимный звонок насчет того, что в багажнике машины Брэндинга лежит труп. Ничего не известно о звонившем, кроме того, что это явно мужчина. И в данный момент, сказал следователь, Брэндинг задержан по подозрению в убийстве. Поскольку его нелады с Хау получили широкую огласку, они хотят хорошенько допросить Брэндинга. Из всего этого Шизей сделала вывод, что полиции нужны стандартные факты: выяснить возможные мотивы и уточнить возможности подозреваемого для совершения преступления. Вот поэтому и вызвали ее.
Конечно, им ни за что не докопаться до истины. Убив Брислинга, она сразу же позвонила в группу поддержки, с которой она была на связи с того момента, как согласилась помочь осуществить инфильтрацию в проект «Пчелка». Еще до того она дала им копию ключа с замка зажигания в машине Брэндинга. В то время, как Брэндинг и Шизей были на банкете, люди из группы поддержки увели его машину, положили в ее багажник тело Брислинга, а потом пригнали машину на стоянку, будто никто ее и не трогал. Шизей ответила на все вопросы детектива Эйлбемарла настолько полно, насколько смогла, опуская, естественно, факт ее столкновения с Брислингом в ее доме, когда она вернулась внезапно за своей сумочкой. Но она не утаила факт возвращения за сумочкой, чтобы показать следователю, что рассказывает о всех их передвижениях максимально подробно. Кроме того, она не знала, какие показания давал ему Брэндинг, и совершенно незачем допускать расхождения в их версиях. Это может показаться подозрительным.