К несчастью, тот словно нарочно вознамерился испытывать терпение Свиридова, и следующие несколько дней не уходил из дома дольше, чем на полчаса. По-видимому, ройт был домоседом. По утрам он разминался во дворе, потом пил каффру, разбирал бумаги, а потом объезжал несколько ближайших улиц на гнедой тонконогой Шелковинке или рыжем Янтаре, чтобы те не застоялись в своих денниках. Во время первой из таких прогулок Альк ошибочно решил, что ройт уехал надолго, и едва не погорел с идеей взлома секретера, после чего решил впредь быть как можно осторожнее.
Вернувшись с прогулки, Ольгер лично чистил своего коня, потом усаживался в кабинете и читал какую-нибудь книгу. Часа в три-четыре пополудни он обедал. Вечером писал и пил вино в своей гостиной. И, похоже, вовсе не считал, что в такой жизни может чего-то не хватать.
В конце концов Свиридову осточертело ждать, и он решил устроить вылазку не днем, а ночью. От спальни Ольгера кабинет отделяла пустая гостиная, так что можно было не опасаться, что случайный шорох может разбудить хозяина особняка. Да и потом, там дел-то на одну минуту - открыть секретер, взять два листа с подписью Ольгера (один для подорожной, второй - про запас), и унести их к себе на чердак. На следующий день как ни в чем ни бывало выйти с Хенриком во двор, подать ему умыться, а чуть позже, улучив минутку, выбраться из дома и сбежать. Главное - проделать это раньше, чем Ольгер зачем-нибудь заглянет в секретер.
На следующую ночь после того, как он пришел к такому выводу, Свиридов приступил к реализации своего плана. Дождавшись, пока в дома станет совершенно тихо, Альк прокрался в кабинет, пугливо замирая от любого неожиданного шороха. Ночь была довольно теплой, но от страха и азарта Алька начало знобить, как при температуре. Ощущение было одновременно восхитительным и тошнотворным.
Первая неожиданность ожидала его в кабинете. Ставни были сдвинуты, и в комнате было темно, как в погребе, а Альк не захватил с собой свечи. Раскинув руки в стороны, словно слепой, Альк прошел к секретеру, наугад ощупал его крышку и негромко выругался.
Ключа не было.
Сначала он подумал, что Ольгер, возможно, уносил его с собой, когда ложился спать, и уже был готов вернуться на чердак, махнув рукой на план побега, но потом заколебался. Как ни мало он успел узнать своего нового "хозяина", он смутно чувствовал, что каждый вечер уносить ключи от секретера и совать их себе под подушку было совершенно не в характере такого человека, как ройт Ольгер.
Очевидно, ключ остался где-то здесь. Возможно, в маленькой шкатулке на столе, а может быть, на мраморной каминной полке.
В темноте Свиридов налетел на край стола, больно ушиб бедро и чуть не взвыл, зато его догадка оказалась совершенно правильной. Первым же предметом, который нащупал Альк, когда полез в шкатулку, был небольшой медный ключ от секретера. Альк метнулся назад к секретеру, вставил ключ в замок и дрожащими от нетерпения руками открыл его. Страх рассеялся, уступив место наслаждению своей сообразительностью и везением. Вытащив из под писем сразу несколько листов с гербом, Альк торопливо сунул их за пазуху. От неловкого движения несколько монет упали на ковер. Юношу посетила мысль, что для успешного побега - да и просто для того, чтобы не умереть от голода в чужом и непонятном ему мире - ему обязательно потребуются деньги. Он замер в нерешительности. Ольгер покусился на его свободу и нисколько не стеснялся помыкать им, словно своей собственностью. Несомненно, Хенрик был самодовольным снобом. Но, как ни крути, за это время он не сделал ничего такого, чтобы теперь можно было со спокойной совестью обокрасть его и посчитать, что это справедливое возмездие.
С другой стороны, в сложившемся положении ройт Ольгер - его враг, а на войне все средства хороши, или, как обычно говорится, a la guerre comme a la guerre. Не глупо ли быть слишком щепетильным, когда на кону стоит его судьба, а может быть, и сама жизнь?.. Еще чуть-чуть поколебавшись, Альк взял несколько монет и торопливо сунул их в карман. В конце концов, если забрать совсем немного, то от ройта не убудет. Хенрик, судя по всему, не бедствует. Уж как-нибудь переживет потерю горстки серебра.