Ольгер покачал головой, показывая, что Маркусу не за что просить прощения. Про себя ройт подумал, какое удивительное сочетание представляют из себя Маркус и Альк. Вот уж воистину две противоположности. Маркус умен, безукоризненно воспитан и очень сдержан, но при этом слегка скучноват в своей бесцветной правильности, Альк, наоборот - живое воплощение непредсказуемости. Парень, кстати, перестал изображать оскорбленное достоинство, и, притворяясь, что он занят исключительно едой, явно прислушивался к разговору сотрапезников. Иномирянин вообще проявлял странный интерес к тому, что вспоминал о своем прошлом ройт, будь то рассказы о побеге из белгского плена, о военной службе или о его семье. И ладно бы Свиридова при этом интересовали полезные вещи, связанные с миром, где ему придется жить, так нет же. Все полезное в его рассказах парень всегда пропускал мимо ушей, зато хорошо запоминал какие-то ненужные, касающиеся только самого Ольгера подробности, и потом внезапно ошарашивал Хенрика внезапными вопросами. "Это тот самый брат, который не считает вас достаточно серьезным человеком?.." - спросил он однажды в тот момент, когда сидевшему в гостиной Ольгеру уже далеко не в первый раз хотелось выть от беспросветной, выцветшей от времени тоски. На Хенрика это произвело такое впечатление, словно кто-то внезапно выплеснул ему в лицо стакан воды. Внезапно, но при этом очень отрезвляюще. И даже само время в тот момент как будто сделало скачок, из прошлого вернувшись в настоящее.
Пожалуй, было даже интересно, что запомнится иномирянину в его сегодняшнем рассказе. Хотя Хенрик уже начал понемногу уяснять ход мыслей серва, он все-таки не решился бы сделать какое-то определенное предположение. В определенном смысле Альк был так же раздражающе-непредсказуем, как и Годвин. Ройт подумал, что ему уже пора признать - хотя бы мысленно, перед самим собой - что это качество ему ужасно нравится. И это даже несмотря на то, что оно выливается в сплошную головную боль.
IX
В тот день, когда Свиридов и его попутчики наконец добрались до окрестностей Вороньей крепости, было уже начало ноября. Пейзаж вокруг чуть-чуть напоминал Свиридову картинки с Альпами, которые он раньше видел в книгах. В предгорье было холодно, и путешественникам приходилось кутаться в плащи, но солнце все равно светило почти так же ярко, как в июле. От этого открывающийся перед ними вид на горы показался Альку праздничным - ярко-голубое небо, прилепившиеся к склонам сосны и уцелевшие, несмотря на осень, островки ярко-зеленой травы в низинах. Альк подумал, что в России в это время часто уже выпадает снег, но эта мысль впервые не отозвалась в его сознании привычной болью. Испытывать грусть, когда все вокруг тонуло в леденящем золотистом свете, было просто невозможно. Еще никогда - ни до, ни после, Альк не видел ничего настолько же красивого. Грудь у Свиридова просто распирало от восторга. Хотелось запрокинуть голову наверх и закричать от переполнявших его чувств. Мешала только мысль, что об этом могут подумать его спутники. Впрочем, на Ольгера и Маркуса невероятный вид тоже оказал свое действие. Настроение у обоих мужчин явно было превосходным. Когда они проезжали через узкое ущелье, где каждый случайный звук мгновенно отзывался гулким эхом, ройт и писарь, выразительно переглянувшись, принялись по ролям декламировать какую-то инсарскую поэму. Из-за эха выступление имело удивительно комический эффект, который два чтеца всячески старались усилить драматической манерой декламации. Альк заворожено смотрел на своих спутников, изредка фыркая себе под нос. Раньше он никогда бы не подумал, что ройт Ольгер, не говоря уже о сдержанном мейстере Кедеше, способны на подобное мальчишество.
Впрочем, по мере приближения к Вороньей крепости оба его попутчика стали вести себя так, как Альк не мог даже представить в Лотаре. Маркус стал гораздо непосредственнее и общительнее, чем в начале путешествия, а Ольгер... Ольгер просто стал казаться куда более живым. К примеру, ранним утром, когда они проезжали утопавшее в тумане озеро, ройт неожиданно остановил коня и попросил попутчиков немного подождать - он, видите ли, вздумал искупаться. Альк, у которого от одного лишь вида озера в туманной дымке начинало сводить челюсти от холода, вытаращился на попутчика, как на безумного. Но Ольгер явно не шутил. Он легко соскользнул с седла, спустился к озеру и сбросил теплый плащ на камни. Следом полетела верхняя рубашка, нижняя рубашка и штаны. Писарь завистливо вздохнул. Сам он плохо переносил холодную погоду и уже несколько дней заметно хлюпал носом, скрепив ворот своего плаща под самым подбородком. А вот Хенрику, похоже, все было нипочем. Он легко оттолкнулся от камней и исчез в пелене тумана. Несколько секунд спустя Альк разглядел Ольгера снова - тот вынырнул довольно далеко от берега, и быстрыми, резкими гребками поплыл к середине озера, туда, где туман сгущался и висел плотной белесой пеленой. Альк внезапно испугался, что ройт просто не увидит берега, когда захочет повернуть назад. Но опасения оказались напрасными - несколько минут спустя ройт Ольгер как ни в чем ни бывало выбрался на берег и натянул одежду прямо на мокрое тело. Альк поежился, представив, как должно быть холодно полураздетому и мокрому человеку на пронзительном ветру. А ройт тем временем вернулся к ним, улыбаясь с таким удовлетворенным видом, будто сделал что-то удивительно приятное. Поступок ройта вызывал в Свиридове одновременно восхищение - и странную досаду.