Тот, кто вторгся в ее дом, вошел в ванную.
Пока он приближался, Дженни продолжала крутиться в ванне, несмотря на боль в коленях. Человек в маске навис над ней и вытянул перед собой руку с баллончиком. Потом он начал молча поливать Дженни из баллончика длинными дугообразными струями, и она почувствовала резкий запах бензина.
Дженни неистово старалась освободиться от пут.
Клоунская Маска методично поливал ее бензином, ничего не пропуская: ее волосы, ее одежду, поверхность ванны, в которой она лежала. Когда попытки Дженни освободиться приобрели совершенно исступленный характер, человек поставил баллончик и сделал шаг назад. Засунул руку в карман кожаной куртки, вытащил спичку. Осторожно держа ее за самый конец, чиркнул головкой о шершавую поверхность стены, и головка вспыхнула желтым пламенем. Бесконечную, мучительную секунду пламя витало над ней.
А потом указательный и большой палец разжались, и спичка упала.
…И мир Дженни растворился в реве пламени.
Глава 12
Войдя в ресторан отеля «Себастиан», Кори Свенсон остановилась, пораженная его роскошью. Интерьер был решен в стиле «веселых девяностых»[15]: обои с рисунком из красного бархата, полированная латунь и хрустальные украшения, потолки из прессованной жести, викторианские столы красного дерева и стулья, отделанные шелком и золотом. Большие окна выходили на Мейн-стрит, светящуюся перед Рождеством множеством огней, на еловые заросли в предгорьях, на лыжные склоны и горные пики вдали.
Хотя время приближалось к полуночи, в ресторане было полно народа, и в оживленный гул голосов вкрапливались звон бокалов и шаги официантов. Свет был приглушен, и Кори понадобилось несколько секунд, чтобы найти одинокую фигуру Пендергаста, сидевшего за неприметным столиком у окна.
Она отмела настойчивые предложения метрдотеля помочь ей – на ней все еще была та же одежда, что и в тюрьме, – и направилась к столику Пендергаста. Он поднялся, протянул ей руку. Кори испугал его вид: казалось, он побледнел еще сильнее, похудел, стал еще более аскетическим – она подумала, что для данного случая подходит слово «очистился».
– Кори, я рад вас видеть. – Он взял ее руку в свою, холодную, как мрамор, потом отодвинул для нее стул.
Кори села. Она репетировала то, что собиралась сказать, и теперь заготовленные слова полились из нее бурным потоком:
– Не могу поверить, что я на свободе… Как мне вас благодарить? Меня так надули, то есть просто облапошили, вы знаете, они уже заставили меня пойти на сделку со следствием и согласиться на десять лет заключения… я думала, что моя жизнь кончена… спасибо вам, спасибо вам за все, что спасли мою задницу, что вызволили меня из того дерьма, куда я попала из-за собственной невообразимой, непроходимой глупости. Я так сожалею, так сожалею…
Поднятая рука остановила этот фонтан.
– Вы не выпьете? Может быть, вина?
– Мм… но мне только двадцать.
– Да, конечно. Тогда я закажу бутылку для себя.
Пендергаст взял винную карту в кожаном футляре, такую массивную, что вполне сгодилась бы как орудие убийства.
– Да, тут будет получше, чем в тюрьме, – сказала Кори, оглядывая интерьер и вдыхая ароматы еды.
Трудно было поверить, что всего несколько часов назад она сидела за решеткой и ее жизнь была, считай, уничтожена. Но опять, словно ангел-спаситель с небес, явился агент Пендергаст и все изменил.
– Они возились с бумагами гораздо дольше, чем я рассчитывал, – заметил Пендергаст, просматривая винную карту. – К счастью, ресторан в «Себастиане» работает за полночь. Я думаю, «Шато Пишон-Лонгвиль» двухтысячного года подойдет, вы как считаете?
– Прошу прощения, я совсем не разбираюсь в винах.
– Пора учиться. Это одно из истинных и древних удовольствий, которые делают человеческое существование сносным.
– Мм… я знаю, сейчас неподходящий момент… но я должна вас спросить… – Кори поймала себя на том, что щеки у нее зарделись. – Почему вы вот так взяли и спасли меня? И почему вы делаете все это? Вызволили меня из Медсин-Крика, оплатили учебу в интернате, частично оплачиваете мое обучение в «Джоне Джее»… Почему? Я ведь никто, и звать меня никак.
Пендергаст посмотрел на нее непроницаемым взглядом:
– Я думаю, каре ягненка на двоих по-колорадски подойдет к этому вину. Насколько я понимаю, каре выше всех похвал.
Кори взглянула в меню. Если честно, она чуть не умирала от голода.
– Меня устраивает.
Пендергаст махнул официанту и сделал заказ.
– Так вот, возвращаясь к моему вопросу… я бы хотела знать раз и навсегда, почему вы помогали мне все эти годы. Особенно если учесть, что я то и дело выеживаюсь.
И опять она встретила его непроницаемый взгляд.
– «Выеживаюсь»? Как я вижу, ваша склонность к очаровательным эвфемизмам не уменьшилась.
– Ну, вы же поняли, о чем я говорю.
Взгляд его был устремлен куда-то в вечность. Наконец Пендергаст сказал:
– Я думаю, настанет день, и из вас получится хороший полицейский или криминалист. Вот почему. Никаких других причин нет.
Кори снова почувствовала, как румянец заливает ее щеки. Она не была уверена, что ей понравился такой ответ, и пожалела, что вообще спросила об этом.
Пендергаст снова взял винную карту:
– Примечательно, какое количество бутылок отличного французского вина, и к тому же редкого, оказалось в этом городке среди гор. Надеюсь, они скоро будут выпиты: здешние высоты не лучшим образом сказываются на качестве бордоских вин. – Он отложил карту. – А теперь, Кори, прошу вас, расскажите мне подробнее, что вы заметили на костях мистера Эммета Боудри.
Она сглотнула. Пендергаст был таким… закрытым, черт его побери.
– У меня было всего несколько минут, чтобы их осмотреть. Но я уверена, что он не был убит медведем гризли.
– Какие у вас доказательства?
– Я сделала несколько фотографий, но полиция конфисковала карту памяти. Могу вам сказать, что я видела… или, по крайней мере, думала, что увидела.
– Отлично.
– Прежде всего, на черепе следы удара камнем. А на правой бедренной кости отметины, оставленные каким-то тупым инструментом, и никаких видимых признаков костной или иммунной реакции.
Неторопливый кивок.
Кори продолжила более уверенно:
– Мне показалось, что на губчатом костном веществе кое-где есть отметины, оставленные человеческими зубами. Они совсем неглубокие и плоские, а не заостренные, какие мог бы оставить медведь. Я думаю, что это случай людоедства.
Она настолько увлеклась, что не заметила, как повысила голос, и он разнесся дальше, чем ей хотелось бы. Посетители ресторана, сидевшие поблизости, посмотрели на нее.
– Ой, – сказала она и опустила взгляд на столовые приборы.
– Вы говорили кому-нибудь об этом? – спросил Пендергаст.
– Нет пока.
– Отлично. И не говорите. Иначе будут лишние проблемы.
– Но мне нужно получить доступ к другим останкам.
– Я работаю над этим. Думаю, что в нескольких случаях нам все же удастся найти потомков интересующих нас добытчиков.
– Вот как? Спасибо. Но знаете, я бы и сама могла это сделать. – Кори помолчала. – А как долго вы собираетесь здесь оставаться? Несколько дней?
– Такой милый, сибаритский, богатый городок. Кажется, ничего подобного я в жизни не видел. И такое очаровательное Рождество.
– Так вы собираетесь пробыть здесь… долго?
– А вот и вино.
Вино принесли вместе с двумя большими бокалами. Кори смотрела, как священнодействует с вином Пендергаст: раскручивает его в бокале, нюхает, пробует, пробует еще раз.
– К сожалению, отдает пробкой, – сказал он официанту. – Пожалуйста, принесите другую бутылку. Пусть она будет две тысячи первого года, чтобы уж не ошибиться.
Официант, рассыпавшись в извинениях, поспешил прочь вместе с бутылкой.
– Отдает пробкой? – переспросила Кори. – Это что такое?
– Это значит, что в вине есть примесь, которая придает ему запах, э-э, псины.
Принесли новую бутылку, и Пендергаст, повторив процедуру, на сей раз одобрительно кивнул. Официант наполнил его бокал, сделал движение бутылкой в сторону Кори – та пожала плечами, и он наполнил и ее бокал.