— Лавиани сейчас не важна.
Борг подавился словами, словно не веря своим ушам, вдохнул, выдохнул несколько раз и спросил свистящим шепотом:
— А что же тогда важно?
— Вэйрэн. Его вера, его последователи, его сила и все, что он может принести Пубиру.
— С этим я могу справиться и без твоего присутствия. Пубир не отвернется от старых богов. Он не придет в этот город, пока я жив.
— В этом-то и проблема, — печально вздохнул глава соек, переглянувшись с Шарлоттой. — Ты стал слишком много решать. Золотые задавлены тобой и делают так, как скажешь. Признаюсь, в этом часть моей вины — я слишком сильно напугал их когда-то, и они превратились в бесполезных кукол. А с ними и Ночной Клан стал похож на жирных успешных торговцев. Нас все чаще игнорируют, все чаще перестают воспринимать серьезно. Свои же люди в других герцогствах. Сойки сбиваются с ног, чтобы решать проблемы и латать дыры, из-за твоей политики мы теряем уважение. Путь торгашей — это дорога в никуда. Я говорил с Золотыми…
— За моей спиной?!
— …и они согласны с тем, что тебе пора на покой.
Борг свирепо уставился на Шрева, сказал с тихой угрозой:
— Ты забываешься, мальчик.
— Мальчик? То время утекло, старик. Я уже не ребенок, которого нашла Лавиани и учила вместе со своим отпрыском. Но я помню те славные дни. Поэтому слезь с трона и живи, ни в чем не нуждаясь. К тебе будут относиться с уважением.
— Уважение?! — Борг словно выплюнул это слово. — А если не слезу? Что сделаешь? А?
Возникла тяжелая пауза, и Пелл был готов поклясться, что если бы сейчас мимо них пролетела муха, то это был бы самый громкий звук во вселенной.
— Ничего, — нехорошо ухмыльнулся глава Ночного Клана. — Никто из вас. Ни Клеро, ни Краз… никто ничего не сможет мне сделать. Вы не Лавиани.
— Да, — признал Шрев. — К сожалению, мы не Лавиани. В ней был изъян, в нас нет. И поэтому мы не можем причинить тебе вред. Но он-то, в отличие от нас, на это способен.
Шарлотта щелкнула пальцами, и через мгновение в ответ щелкнула тетива арбалета. Звук был, словно кто-то воткнул нож в сырую доску.
Пятнистый, открыв рот, смотрел на болт, по летки засевший в груди Борга. На светлой рубашке быстро расползалось темное пятно.
— Хо-хо! — сказал Клот, счастливо улыбаясь и опуская разряженное оружие. — Это было легко!
Пелл же, осознав, что произошло, закрыл глаза, понимая: напарник только что шагнул в пропасть и увлек его за собой.
У раковой похлебки был вкус мертвечины, а пиво смердело сгнившей плотью. Пелл морщился от этого дурацкого наваждения и мрачно косился на вечно мутную воду канала. Ему то и дело казалось, что в него целятся из арбалета.
Лопатками чувствовал. Затылком.
Нервный холодок мурашками пробегал по спине, и это заставляло все время вздрагивать, озираться и злиться на себя.
Он не привык бояться.
Между тем Пубир жил своей жизнью и даже не знал о том, что случилось несколько дней назад. А вот Пятнистый знал, а потому продолжал нервничать. Он подумывал оставить город, свалить куда подальше, быть может, в другую страну, да хоть на Летос, лишь бы его не нашли.
Но умом Пелл понимал, что ему далеко до Лавиани и ее способностей. И уж его-то сойки точно найдут. Бегство это признание. Он признается, что боится за свою жизнь, потому что слишком много видел и даже… участвовал, пускай и не сделав ничего значительного.
— Ага! — Голос Клота за спиной едва не заставил его вздрогнуть.
Пятнистый с трудом сдержался, лишь скрипнул зубами, наблюдая, как ухмыляющийся товарищ плюхается на стул напротив.
— Чего рожа такая кислая? Хм… — Клот подвинул к себе нетронутую тарелку с похлебкой, потянул носом. — Чего не жрешь? Ну я поем.
Взял ложку, не дожидаясь позволения, начал есть, затем ткнул пальцем в кружку с пивом:
— Тоже не будешь?
— Иди на хрен!
Клот рассмеялся и махнул мальчишке-разносчику:
— Две неси!
Он начал есть, щурясь, когда из-за пасмурных облаков проглядывало солнце и светило ему прямо в глаза. Такие же ошалелые и туманные, как у каждого, кто прошлой ночью сидел на проклятущем порошке.
— Ты, придурок, — сказал Пятнистый, — хотя бы понимаешь, в какую навозную яму засунул не только себя, но и меня?
— Чего? — Удивившись, бандит не донес до рта ложку. — А-а-а. Ты про Борга?