Она стремительно стащила платье и протянула его мне. От него пахло ее тяжелыми насыщенными духами — «Обсессион». Когда я разделась, она очень внимательно рассмотрела мое тело, словно решая, купить его или нет. У меня порвалось белье.
— Пора носить лифчик, мисси. Тринадцать лет, скажу я тебе. Мне первый лифчик купили в четвертом классе. Или ты хочешь, чтобы они свисали до колен к тридцати годам?
Тринадцать? Шок от этого известия заставил меня уронить с банкетки груду одежды. Я перебрала в памяти прошедший год. Суд над матерью, все эти вызовы и вопросы, лечение, социальные работники. Где-то между тем и другим мне исполнилось тринадцать лет. Я перешла эту границу во сне, и никто не разбудил меня, чтобы поставить штамп в паспорт. Тринадцать. Мысль была до того оглушительна, что я даже не спорила, когда Старр покупала мне розовое платье, чтобы ходить в церковь, два лифчика, «чтобы ничего не провисло до колен к тридцати годам», упаковку трусов и что-то еще.
Мы зашли в соседний «Пэйлесс»[14] за обувью. Старр сняла со стенда пару красных туфель на высоких каблуках, примерила без носков. Постояла, разглаживая шорты на бедрах, покачала головой, сделала гримасу и поставила их обратно.
— Ну и что, если я так думаю? Кому какое дело, если я выставляю сиськи перед носом у посторонних людей? Это мое дело и ничье больше.
— Мама, пожалуйста, замолчи, — прошептала Кэроли. — Люди смотрят.
Старр протянула мне пару розовых туфель на каблуках, в тон моему платью. Я надела их. Ноги у меня в них были как у Дейзи Дак, но Старр туфли понравились, и она всучила их мне.
— Она запросто могла бы походить в каких-нибудь дурацких спортивных тапочках или в чем-нибудь в этом роде, — сказала Кэроли. — Что ей нужно-то? У нее весь гардероб — двое трусов.
Я выбрала пару туристских ботинок, надеясь, что цена не очень высока. У Старр был огорченный вид, когда я показала их ей.
— Они не очень-то… симпатичные.
Но ведь змеи редко жалят выше лодыжки.
В воскресенье утром Кэроли поднялась рано. Я удивилась, — в субботу ее сон длился до полудня. Но сегодня она была на ногах уже в восемь, одетая, с рюкзачком на спине.
— Ты куда?
— Шутишь, что ли? — Она провела напоследок щеткой по своим рыжеватым волосам. — Я не собираюсь тратить день на разглагольствования Преподобного Нудилы о Крови Агнца. — Она бросила щетку на комод и вылетела из комнаты. — Сайонара!
Входная дверь хлопнула.
Я поняла намек Кэроли и притворилась больной. Старр сурово посмотрела на меня.
— В следующее воскресенье, мисси. — На ней была короткая белая юбка, персиковая блузка и туфли на четырехдюймовых шпильках. Меня обдало сильной струей «Обсессион». — И никаких отговорок.
Только услышав, как «торино» Старр выехал на центральную дорогу, я отважилась одеться и выйти позавтракать. Хорошо было остаться одной. Мальчики играли где-то среди камней, слышались отдаленные звоночки велосипедов. Я как раз принялась за еду, когда бойфренд Старр вышел из спальни, босой, в одних джинсах, натягивая через голову майку. Грудь у него была худая, покрытая густыми завитками, светлыми с сединой, спутанные волосы еще не были собраны в хвост. Он побрел по коридору к ванной, слышен был звук струи в унитазе. Плеск, фырканье, журчание воды. Потом он пошел в большую комнату, взял сигарету из пачки, закурил. Один палец на державшей сигарету руке отсутствовал, на другом не хватало фаланги. Он улыбнулся, заметив, что я смотрю на эту руку.
— Видела, как столяр заказывает столик в ресторане? На троих, пожалуйста! — он поднял искалеченную кисть.
По крайней мере, не переживает по этому поводу. Бойфренд Старр почти нравился мне, хотя было неловко при мысли, что это он был причиной «господа всемогущего» из-за перегородки. Обычный мужчина — худое лицо, темные печальные глаза, длинные седеющие волосы. Мы должны были называть его дядя Рэй. Он открыл холодильник и достал пиво. «Шшш-шшт», — вздохнуло из-под пробки.
— Пропускаешь иисусово шоу? — Он не столько пил пиво, сколько просто лил его в горло.
— Вы тоже.
— Меня хоть стреляй, не пойду, — сказал он. — У меня простая теория: если и есть на свете бог, он такой козел, что никаких молитв не заслуживает. — Дядя Рэй громко рыгнул и улыбнулся.
Я никогда особо не задумывалась о Боге. Знала «Сумерки богов», знала Мировое Древо. Знала об Олимпе с его скандалами, об Ариадне и Вакхе, о Данае с золотым дождем. Знала Шиву, Парвати и Кали, Пеле, богиню вулкана, но о Христе мать запрещала даже упоминать. Она отказывалась ходить на школьные рождественские спектакли. Велела попросить, чтобы вместо меня играла другая девочка.