Король Клод, Принцы Тэг и Гэл изготовились пустить стрелы, а Джорн зажмурился, чтобы не видеть того, что должно было произойти, но когда через мгновенье он открыл глаза, царственные охотники изумленно смотрели, опустив луки и стрелы, не на загнанного оленя, а на высокую и смуглую юную деву, мило приоткрывшую алые уста — настоящую принцессу в длинном белом атласном платье, с самоцветами, сверкавшими в волосах, золотыми сандалиями на ногах, и сиянием тёмных очей.
Четыре коня навострили от внезапного удивления восемь ушей, три Принца пали на колени к ногам девы, а Король мрачно вглядывался в неё, дергая ус.
— Да, знатная была у нас погоня, достойная любого короля, — проворчал он, — но кончилась она, как и тогда, пропавшим мясом и прелестной леди, которую нам надо проводить в её страну. И дай Бог, чтобы её родитель знал толк в винах.
Но когда юный Джорн, единственный из Принцев, кто не потерял дар речи, попросил деву назвать своё имя и сказать, из какого она царства, та лишь покачала головой:
— Я его не помню.
Король Клод вздохнул.
— Посади её на своё седло, Джорн, — сказал он, — и пусть она присутствует за нашим столом, правда, в ином качестве, чем я надеялся. И давайте поспешим, пока не появился здесь коварный колдун со своими кознями и колкостями.
Тут Джорн подсадил Принцессу в седло, бубенцы и пряжки весело зазвенели, и Король Клод поворотил коня в обратный путь по тусклой и тоскливой равнине, вверх по тёмному спуску, аллее асфоделей, мимо бирюзового озера в лощину привидений с зачарованными чинарами, на которых горели фонарики, по бесчисленным лабиринтам Копей Лунного Камня, по жемчужной тропе и долине фиалок, через рубиновый гребень, по туманным мхам, огненной топи, золотой поляне, бронзовому болоту и серебряной трясине, вспугивая стайки бескрылых птиц, через поющую тину, мимо лающего дерева, и опять по зелёному лесу с мерцающими светлячками к открытой дороге, которая вела прямо в замок.
ПОТЕРЯННАЯ ПРИНЦЕССА
На следующее утро Принцесса сидела в восточном покое старого замка и смотрела на солнечные лучи, что врывались сквозь щели и круглые бойницы стен и падали ярким узором на холодный каменный пол.
Королевский Маг, не слишком искусный, как мы уже упоминали, в своём мастерстве, развлекал Принцессу, жонглируя семью серебряными шарами, а Квондо сидел в углу и смотрел сперва на серебряные шары, а затем на тёмные недоуменные глаза милой девицы. Почти всю ночь она провела без сна, пытаясь вспомнить своё имя и имя своего батюшки.
На полу перед ней сидел, скрестив ноги, Писец и читал нараспев имена королей из увесистого тома в надежде, что одно из них зажжёт свет в глазах девушки. Он дошел до буквы «П» и монотонно бубнил: «Пэк, Падро, Пайорел, Пент, Перрил, Пэо, Пиллигро, Пив, Подо, Полонел, Пугги». При имени «Пугги» Принцесса чуть вздрогнула, но только потому что Маг уронил один из своих шаров. Квондо подхватил шар и кинул ему обратно.
Писец поцокал языком и зубами:
— Король Пугги, — сказал он, — самый недостойный во всей этой книге. Он живёт в развалившемся замке на холме с семью полоумными дочерьми. Его жена умерла от приступа неудержимого визга, когда принцессы были ещё маленькими. Теперь Пугги с семью дочками живёт уединённо, и бедокурят они на своём холме так, что не приведи господи: то скатывают валуны на прохожих, то поворачивают реки вспять, то грабят караваны, отбирают украшения и шелка, а, вырядившись, затевают по ночам дикие и шальные игры с фонарями из тыквы. — Писец воздел руки и покачал головой. — Каждую ночь проказничают они, как дети малые накануне Дня Всех Святых.
Принцесса нахмурилась и чуть побледнела. Писец вздохнул и продолжил чтение, поднимая глаза на Принцессу после каждого имени, но она ничем не обнаруживала узнавания. А он всё читал, и двадцать имён на «Р», и сорок на «С», и десять на «Т», и пять на «У», всего два на «Ф», зато тринадцать на «В», девяносто на «О», пятьдесят шесть на «Л» и, наконец, дошел до последней буквы «Зет». «Зар», — сказал он, и Принцесса подпрыгнула на стуле, но только потому, что Маг уронил ещё один серебряный шар. Квондо кинул шар обратно, и жонглирование с монотонным распевом продолжалось: «Зазо, Зат, Заузау, Зав, Закс, Зазир, Зазуно, Зузз», произнёс, наконец, Писец, хлопком закрыл книгу, подняв облачко пыли, покачал печально головой и встал. Маг позволил серебряным шарам упасть в широкий карман своего длинного халата, а Квондо глядел на Принцессу мягким взглядом.
— Я помню лишь деревья и поля, и больше ничего, — вздохнула она.
— Здесь дело за Лекарем, — сказал Писец, — но Лекарь Вашего Величества сам страдает непонятным недугом и просил его не беспокоить.
Принцесса изучала встревоженным взглядом узор теней на полу от бойниц башни.
— Есть, правда, ещё Часовщик Вашего Величества. В своё время его не раз озаряли хитроумные догадки. Токо, Часовщик, — добавил он, — был когда-то вашим Звездочётом.
Принцесса взяла платок и стёрла со щеки Писца пятно книжной пыли.
— Почему Токо перестал быть Королевским Звездочётом? — спросила она.
— Она так постарел, что не мог уже различать не только планеты, но даже Луну и Солнце, — ответил Писец. — Его доклады о том, что все светила гаснут, сильно встревожили Короля, потому что, вы знаете, для охоты ему нужно много света, так что, как говорится, без обиды.
Принцесса чуть улыбнулась, а Писец продолжал:
— «В моих башнях должны сидеть такие люди, которые будут сообщать мне о ярком солнце и ясных звездах!» — вскричал тогда Король. Вот Токо и засадили делать всякие часы: и куранты, и солнечные, а наблюдать за небом послали человека помоложе, по имени Паз. Он изобрёл для своего телескопа розовые линзы, так что самая бледная луна и самые холодные звёзды становились в нём жаркими и полнокровными, о чём он и сообщал Королю. Давайте сходим в тёмную мастерскую старого Токо и послушаем, что он скажет.
Токо нашли в мастерской, где он выреза'л надпись для солнечных часов: «Миг света сменяет нескончаемая тьма». Глаза старика так ослабли, а сотня часов тикала и отбивала время так громко, что он и не заметил посетителей. Принцесса прочла надпись, вырезанную на другом циферблате: «Сейчас темнее, чем вам кажется», и на третьем: «Мгновенье света убегает прочь, и вновь навеки наступает ночь». Писец похлопал старого Часовщика по плечу, и тот поднял на него блёклые и затуманенные глаза.
— Я привёл сюда безымянную Принцессу, которая помнит лишь деревья и поля, и больше ничего.
Он поднёс сложенную чашечкой ладонь к уху старика и рассказал ему о белом олене, и как тот превратился под самой Кентавровой Горой в высокую, смуглую и милую Принцессу, как он прочёл ей все имена из Книги Королей, но свет не вспыхнул в ее глазах.
— Ты — человек, которого всегда озаряли хитроумные догадки и рискованные домыслы, — закончил Писец. — Что скажешь ты о горестях принцессы?
Часовщик покачал длинным тонким пальцем:
— Пусть погуляет милая в саду, где радугою светятся фонтаны, а я рискну и, может, догадаюсь, что приключилось с памятью её.
Стрелки сотни часов показали полдень, но пробили они и восемь, и шесть, и девять, и четыре, и вообще сколько угодно раз, только не двенадцать.
— Девицы околдовывают часы, — сказал Токо, — а те бьют то больше, то меньше, чем надо, насмехаясь над временем.
Писец отвёл Принцессу к двери и показал ей сад, где фонтаны блистали радугой, и смотрел, как она движется между ними, милая, но от всего отрешённая, не слыша ни боя часов, ни слов людей.
— Быть может, она упала и ударилась о камень? — высказал Писец свою догадку, — и так потеряла память.
Старик покачал головой.
— А, может быть, отведала она настоя или зелья —предположил Писец, — и так потеряла память?
Старик опять покачал головой и сказал:
— Ты ведь просил пуститься в рискованные домыслы меня, а рискуешь сам.
Писец извинился и молча выслушал слова старика.
— Вспомнилась мне история, что сказывал мой батюшка лет сто назад, — продолжил Токо, — удивительная история о дружбе настоящего оленя с лесным колдуном. Кажется, в то давнее время лесной колдун упал и разбился, а, может быть, испил настоя или зелья в апреле, когда потоки быстры и могучи, и бесчувственно погрузился в сон. Проходил там олень, который вытащил беспамятного колдуна из потока и тем спас ему жизнь. В награду за доброе дело колдун подарил оленю власть обращаться в высокую и смуглую принцессу, если охотники станут наседать на него и нигде не останется спасения, как у того оленя, которого загнали у Кентавровой Горы.