Королевский Маг уронил луну и шар, и пожаловался, что свечи мигают, и ему ничего не видно. Квондо сидел в углу, устремив тёмный взор на недоуменное лицо Принцессы.
«Санто, Сенто, Синто, Сонто, Сунто — гудел Писец. — Талатар, Телетар, Тилитар, Тулутар, Ундан, Унден, Ундин, Ундон, Ундун».
— Что за представление при мерцающем свете? — взревел Клод.
— Я сочиняю имена королей в надежде, что одно из них зажжёт свет в глазах Принцессы, — сказал Писец. — «Варалар, Вералар, Виралар, Воролар, Вурулар, Вакси, Векси, Вокси, Вукси», — произнёс он нараспев.
— «Пап, Пеп, Пип, Поп, Пуп!» — передразнил его Король с отвращением. — Хватит тебе всяких: «Вакси, Викси, Вукси!» Наша милая гостья, может быть, безымянна, но и дураку ясно, что она не воображаемая дочь воображаемого монарха. Я решу эту задачу безо всяких тиррадидл и тирридадл. Сию минуту и на сём месте я издам указ, чтобы Принцесса дала опасное задание каждому из моих трёх сыновей, и кто первый справится с ним, пускай берёт себе в жёны эту красавицу. Девицу в чувство может привести только замужество!
Глаза Принцессы засияли, когда она подумала о Джорне, поскучнели, когда она вспомнила о Гэле, и наполнились страхом, когда когда представила себе Тэга.
— Завтра, когда солнце поднимется к зениту, — сказал Клод, — наша гостья должна дать каждому из моих сыновей опасное задание. Ставлю ларец с изумрудами, что первым вернётся Тэг. Кто из вас поставит столько же на Гэла?
Краткое молчание прервал глубокий хрипловатый голос Квондо:
— Ларец изумрудов, мера за меру, — сказал он, — что мужем нашей гостьи станет Джорн!
От хохота Короля Клода дрогнули тяжёлые стены.
— Принято, недоросток! — проревел он.
Принцесса встала, сделала реверанс Королю и покинула зал, а вслед за ней вышли Квондо и Маг. Когда Клод собрался уходить, Писец неуверенно начал:
— Токо сказывал историю…
— Не рассказывай мне сказок Токо, — прервал Король. — Старый осёл докладывал мне о кометах, которые оказывались светлячками. Его сто курантов бьют, когда им вздумается, а солнечные часы стоят у него в тени. Так что не рассказывай мне сказок Токо.
В комнату без стука вошёл Старший Камердинер и поклонился Королю:
— Ваш Звездочёт, сир, требует срочно принять его. В небесах сотворилось что-то дивное!
— Пусть заходит! Пусть заходит! — крикнул Клод. — И не торчи здесь со своими поклонами и ужимками. Скажи ему — пусть заходит.
Королевский Камердинер отвесил поклон, церемонно склонил голову и удалился.
— Это мой батюшка любил пышность и церемонии, а мне пузатые посредники ни к чему. Если человеку надо войти и поговорить со мной — пусть заходит и говорит.
В дверь постучали, и в комнату вошёл Паз, Королевский Звездочёт. Он был молод и розовощёк, одет в розовое платье и смотрел розовыми глазами через розовые очки.
— Громадная розовая комета, — сказал он, — только что чуть-чуть не столкнулась с Землёй. Она ужасно шипела, как раскалённый утюг в воде.
— Знак мне, — ответил Клод. — Всё целится в меня.
Он вышёл из комнаты, хлопнув дверью так, что тяжелые книги распахнулись, а листы их зашелестели от поднятого ветра.
На следующий день, когда солнце достигло зенита, беспамятная Принцесса сидела на высоком резном золочёном кресле в большом круглом зале и в присутствии Короля с Писцом по очереди повелевала каждому из трёх Принцев пасть перед ней на колени.
— Повелеваю тебе, Принц Тэг, — сказала она, — если хочешь завоевать мою руку, найти на охоте и убить одним копьём безо всякой помощи великанского Голубого Вепря из Тэдонской Пущи в Лесу Страхов, принести его золотые клыки и положить их у моих ног.
— Но ведь сто рыцарей сложили головы в охоте на великанского Голубого Вепря из Тэдонской Пущи в Лесу Страхов! — воскликнул Тэг.
— Разве отважный Принц Тэг не охотится на дичь опаснее белого оленя? — спросила Принцесса.
Тэг поклонился, поцеловал руку девы, и через мгновенье в круглом зале услышали громовой топот его коня.
Пришла очередь Гэлу пасть на колени, и Принцесса сказала:
— Повелеваю тебе, Принц Гэл, если хочешь завоевать мою руку, победить Семиглавого Дракона из Драгора, стерегущего Священный Меч Лорала, принести сюда этот меч и положить его у моих ног.
— Но ведь сто рыцарей сложили головы в схватке с Семиглавым Драконом из Драгора! — воскликнул Гэл.
— Разве отважный Принц Гэл не охотится на дичь опаснее белого оленя? — спросила Принцесса.
Принц Гэл поклонился, поцеловал руку девы, и через мгновенье в круглом зале услышали громовой топот его коня.
Последним преклонил колени Джорн, и Принцесса сказала:
— Повелеваю тебе, — отважный Принц Джорн, если хочешь завоевать мою руку и сердце, одолеть Мок-Мока, сторожащего вишнёвое дерево в Чардорском саду в десяти лигах от ворот замка, принести сюда серебряную чашу с тысячей вишен и поставить её у моих ног.
Король Клод наклонился вперёд в большом дубовом кресле:
— Но ведь Мок-Мок — это пугало из глины и сандалового дерева, которое слепил мой пра-пра-пра-пра-прадед триста лет назад, чтобы отгонять Птиц-Рух, прилетавших полакомиться вишнями! — вскричал он.
— Но ведь сто мальчишек вырезали свои имена на страшном Мок-Моке в вишнёвом саду Чардора! — воскликнул Джорн.
— Разве отважный Принц Джорн не охотится на дичь опаснее белого оленя? — спросила Принцесса.
Джорн поклонился, поцеловал руку девы, и через мгновенье в круглом зале услышали громовой топот его коня.
Принцесса встала, сделала реверанс Королю и поднялась по каменной винтовой лестнице, чтобы поухаживать за Лекарем и за Магом, который, пытался снять себе голову и поставить её на место, как это делали кролики, но лишь свихнул шею и слёг в постель. Король обошёл зал, машинально трогая щиты на стенах ногтем большого пальца, от чего они глухо звенели.
— Сколь милое лицо, — бормотал он. — Сколь милое дитя, но полон я каким-то странным ощущеньем, будто с приглушенной тревогою за мною она следит — лесной зверёк…
Королевский Писец приложил к носу указательный палец правой руки.
— Скорее, будто вспугнутая птица, трепещущая в ивах, — добавил он.
Король резко повернулся и прорычал:
— Нет, не как птица, вспугнутая в ивах. Мой сон был ночью неглубок, и слышал я каждый шорох, писк и вскрик, и вздох: «тик-цок», «тик-цок» оттуда доносилось, — и он показал рукой чуть западней севера. — И что ни ночь, я слышу этот звук.
— Ведь иногда лесные колдуны с луны бросают камни — может это? — предположил Писец.
Король вздохнул:
— Несчётно, тысчу раз, настойчиво, настырно, непрерывно: «тик-цок», «тик-цок», «тик-цок», «тик-цок», «тик-цок».
Он подошёл к Писцу:
— Рассказывай теперь, какую сказку наплёл тебе намедни старый Токо?
Писец покашлял:
— Сказка Токо извилиста, полна обиняков, намёков, недомолвок, то да сё, ни «да», ни «нет», а только «допустимо», «быть может», «исключить нельзя», «похоже» и ворох всякой прочей ерунды — шесть «за», шесть «против», а отгадки — нет.
— Бу-бу-бу-бу, — сказал Король. — Болтай, болтун, болтай. Нет у меня досуга и охоты раздумывать над заумью его. Его рассказ всегда идет кругами и вертится на месте, как юла, со столь же малым смыслом.
— Я сделал всё, что мог, — пожал плечами Писец и пересказал историю об олене, шедшую от отца Токо, снабдив её сотней собственных поворотов и зигзагов.
Слушая, Король сперва порозовел, потом покраснел, потом стал из красного серым.
Обретя, наконец, голос, он прохрипел:
— Дай Бог, чтобы наш олень не оказался том оленем из истории отца Токо.
Писец воздел руки:
— Волшебство, — как говорит Токо, — движется кругами. Череда, а не чехарда чар очерчивает чудо, и что истинно для одного особого случая, истинно и для всех особых случаев той же особости. Если бы какой-то негодяй не забыл вернуть «Историю волшебства» на ту полку, где ей положено стоять, я бы показал вам, что я имею в виду. Над этой книгой трудились ещё писцы вашего батюшки. Нет в ней уже нет ни указателя имен, ни словаря тёмных смыслов, да и то сказать — страницы позагнуты да повырваны, в кляксах и пятнах, обложка в лохмотьях, а корешка нет.