Выбрать главу

Король открыл один глаз:

— Мораль сей басни, — сказал он, — никогда не охотьтесь на оленя в Заколдованном Лесу!

Тэг и Гэл, не сводившие глаз с отца, пока он вёл рассказ, посмотрели друг на друга и снова на Короля.

— Нам неприятно, — сказал Тэг.

— что наша матушка была когда-то Оленихой! — докончил Гэл.

Тут впервые вставил слово Джорн:

— Всё это лишь воображаемая и бессмысленная форма волшебства, — и вернулся к музыке.

— Верно, парень, — взревел Клод. — Точно сказано: бессмысленное волшебство, — и постучал кружкой о стол. — Я так к нему и не привык — впрочем, охотник к такому никогда не привыкнет.

Воцарилось задумчивое молчание, а потом Клод снова заговорил:

— Вскоре после рождения Джорна она затворилась в своём покое, охваченная смертельным недугом, и более не ступала ногой на лестницу.

— Может быть, это потому, что она упала и ударилась о камень? — предположил Тэг.

— А, может быть, отведала она настоя или зелья? — спросил Гэл.

— Может быть, она умерла от сглаза? — добавил Джорн.

Король швырнул кружку в младшего сына, а Джорн поймал её на лету.

— У него материнская быстрота и грация, — пробормотал Клод и вздохнул. — Такая вот история.

Вдруг за креслом Клода раздался голос Старшего Королевского Камердинера, и Король вздрогнул:

— На чёрта мне слуги, которые крадутся повсюду, как коты! — проревел он.

— Пришел менестрель, сир, — объявил Камердинер.

— Так пусть войдет, так пусть войдет! — выкрикнул Клод. — И пусть споёт нам о сильных мужах и об охоте. Грусти и любви с меня довольно, — и он гневно взглянул на Джорна.

Менестрель вошел мягко, сел на табурет, ударил по струнам лютни и запел. Он пел о белом олене, летящем, как свет, и услаждающем взор, подобно водопаду весной.

Когда песня закончилась, Король спросил:

— Тот белый олень, летящий, как свет, и услаждающий взор, подобно водопаду весной, плод твоей глупой выдумки или у него есть дыхание и кровь, и я с сыновьями могу потягаться с ним в быстроте и силе?

Менестрель пропел:

Как свет, сквозь лес летит олень,Летит всю ночь, летит весь день.

— Назови же мне имя этого леса, — прогремел голос Короля. Менестрель пропел:

В лесу, меж копей и меж гор,Олень сияет с давних пор.

Тут Король встал с кресла, опрокинув кружку красного вина, которое пролилось на пол.

— Ты точно назвал в своём дьявольском стихе пределы Заколдованного Леса, — крикнул он. — Никто из домашних Короля Клода не охотится в этих проклятых местах!

Менестрель пропел:

Тэг промажет, Гэл отстанет,Джорну силы не достанет,Но не скажут, будто КлодСлаб, как мышь, и слеп, как крот.

Король дёрнул свой длинный ус, искорка сверкнула в его глазу, вылетела из него и вновь блеснула, как светлячок.

— Может быть, — вымолвил он наконец, — белый олень, быстрый, как свет, и есть настоящий олень. Завтра мы проверим его хвалёные доблести, и если это олень — я повешу его голову на стену, а мясо — в кладовой. Если же это красна девица, заколдованная чарами ведьмы или волшебника, а на самом деле — дочь короля, земли которого лежат на севере, на востоке, на западе или на юге, то я проткну твоё сердце копьём, поганый скоморох!

Клод ударял кружкой о стол, чтобы придать вес каждому слову своего зловещего предупреждения, но когда оглянулся на менестреля, того и след простыл. Клод нахмурился и пробормотал:

— Этот малый кого-то напомнил, кого я где-то встречал.

— Если это и вправду олень, — обрадовался Тэг, — у нас будет самая знатная охота за всю жизнь!

— Если это вправду олень, — обрадовался Гэл, — полакомимся мы самой знатной дичиной.

У Короля сверкнули глаза и он проглотил большой абрикос.

— А что, если это вправду принцесса королевской крови — сказал Джорн. — Тогда она даст вам опасные задания, чтобы узнать, кто из нас достоин её руки и сердца.

Тут Тэг, выказывая силу, выхватил толстую кочергу из камина и согнул её вдвое, а Гэл подпрыгнул и сделал двойное сальто на месте. Джорн же смотрел на братьев и слегка трогал струны своей лиры, а Король подёргивал ус, и в глазах его пылали мечты об охоте. Квондо же сидел в углу под щитом и смотрел на Клода, Тэга и Гэла, слушая лиру Джорна.

Уже на заре следующего дня Король с тремя сыновьями осаживали чёрных строевых коней у Заколдованного Леса и озирались вокруг.

— Не срывайте тех лютиков, — предостерёг Клод, показывая корявым пальцем на крохотные цветочки в изумрудной траве, — а то они вспыхнут и обожгут вам руки!

— Не срывайте тех лишайников с дерева, — предостерёг Тэг, — а то они превратятся в кровь и вымажут вам руки!

— Не трогайте тот белый камень, — предостерёг Гэл, — а то он оживёт и укусит вас за руку!

Вдруг за Копями Лунного Камня прогремел гром, взошло солнце, кони вздрогнули от вспышки молнии, и тьма вокруг Короля и его сыновей засверкала миллионами светлячков.

Клод и сыновья с изумлением смотрели на искристый танец, а светлячки на из глазах становились снежными хлопьями, которые мягко падали на землю, исчезая в ней. Гром замолк, тучи разошлись, и снова показалось солнце.

— Такое светопреставленье порой приводит к несваренью, — проворчал Клод. — Я потеряю вкус к нежнейшему мясу на земле, если этот нелепый поток фактов и форм не прекратится.

— Жар холоден, — сказал Тэг.

— Твёрдое мягко, — сказал Гэл.

— Что ночь — то день, — сказал Клод.

А Джорн, который, покуда творились чудеса, сочинил стишок, тут же прочитал его:

Отвесна равнина,Черна белизна,Горячая льдина,А правда — одна.

— Недурно срифмовано, Принц Джорн, — услышали они голосок, исходивший вроде бы ниоткуда, пока Король и сыновья не разглядели под ногами лесного колдуна в синем платье и островерхом колпаке.

— Эй, — сказал Король увидев колдуна, — сдаётся, я тебя уже встречал в ином месте, а не здесь.

— Ты видел меня в иное время, а не сейчас, — возразил колдун, сорвал голубой цветок и подбросил его в воздух, а тот стал бабочкой и запорхал между деревьями.

— Раз случилось мне уже побывать в этих лесах, — сказал Король.

— Двадцать шесть лет, двадцать пять дней и двадцать четыре часа тому, — ответил колдун.

— Мой отец, братья и я гнались за оленем, — сказал Клод, — с которым у крутой Кентавровой Горы произошло поразительное и преобидное превращение. Трепещи трогать тревожную эту тему, яд языка являя.

— Это не он явил яд языка, а ты. У тебя самого язык вдруг стал заплетаться то на «п», то на «т», то на «я», — сказал Джорн.

— А будет и на «в», — добавил колдун.

— Прохвост, побойся повторить проказу, болшевнику вкатать велю я вразу, и не воюсь я бредных болдунов, — надменно, начальственно и непреклонно разрубил рукой воздух Клод, а сыновья глядели на него в изумлении.

— Ты заговорил волшебными словами, о Клод! — воскликнул колдун, церемонно приподняв колпак и низко поклонившись. — А сейчас могу ли я оказать услугу тебе и Принцам Тэгу, Гэлу и Джорну? Могу ли я показать вам лающее дерево, поющую тину и бескрылых птиц?

Король поморщился от перечня чудес, а Принц Джорн ответил колдуну:

— Батюшка ищет белого оленя, быстрого, как свет, и услаждающего глаз, подобно водопаду весной.

Колдун снова поклонился и подбросил колпак в воздух.

— Что вверх взлетит, тому не должно падать, — сказал он, и колпак, медленно раскачиваясь, будто колокол, тихо поплыл над деревьями всё выше и выше, пока совсем не скрылся из виду.