Несмотря на опасности, польские коммунисты в России предпочитали сражаться в партизанских отрядах, чем полагаться на Красную Армию. Осенью 1919 года они были ужасно обескуражены пассивностью советской Западной армии и стремлением московских большевиков к заключению мира. Один из них, Эдвард Ковальский был настолько разочарован, что отказался от командования 4-м (Варшавским) полком Западной армии в пользу работы с партизанами в Полесье. В письме Феликсу Кону он описал свой опыт:
“24 ноября 1919, Мозырь.
Из-за снега мы совершенно потеряли контакт с польскими войсками. Силы как с одной, так и с другой стороны невелики, поэтому воюют “налётами”. Встретить можно только разъезды, в основном состоящие из местных добровольцев, потому нелегко их бывает одолеть.
Мы неплохо организовали прифронтовых крестьян, и с ними посылаем литературу в польский тыл. Крестьяне оказались лучшими авторами, чем наши комиссары, согнанные из разных организаций для политической работы на фронте. Столько проблем, неудач и суеты - естественно, без толку, с Реввоенотделами, штабами и подкомиссиями, и снабжениями, разрази их гром.
С трудом преодолевая эти препоны, я отправил за линию фронта уже два серьезных отряда. Каждый отряд по 150 человек, 6-8 пулеметов, 2000 гранат и т.д. Один отряд, под названием “Коммунары” серьезно столкнулся с поляками и без потерь дошел до своих обожаемых пинских болот и лесов.
И вот тут только начинают сыпаться поощрения. Я получил “Чековую книжку для снабжения отрядов”, 100 пар обуви, ватных штанов и фуфаек, рубахи и, милый Бог, даже современные карабины, которых раньше не было, а только берданками меня одаривали.
Правда поляки обнаглели в своих расправах, и для устрашения убивают невиновных, мучают детей и стариков, даже женщин убивают, а села разрушают.
Там, в Польше, постоянные беспорядки, и надеюсь, что на будущий год к Пасхе будем властвовать в Варшаве”.[54]
Отряд Ковальского затаился у селения Дубровица на реке Горынь, откуда они планировали совершить налет и захватить артиллерийские склады в Олевске. К несчастью для них, в феврале поляки устроили в Дубровице облаву, отряд был рассеян, а Ковальский схвачен.
Легкость, с какой люди незамеченными пересекали линию фронта, доказывает неспособность поляков контролировать обширную зону, которую они оккупировали. Так называемая “солнечная тропа” использовалась не только партизанами, но и беженцами, спекулянтами, и вездесущими еврейскими торговцами. Весьма выгодными товарами были соль, сахарин, кокаин и, на удивление, свиная щетина. Ситуацию хорошо описал Владимир Коростовец, бывший царский дипломат, который скрытно вывез свою семью в минскую глубинку. Переодевшись закупщиком советского потребсоюза, он ездил от хозяйства к хозяйству, беседуя с солдатами и комиссарами, пока не встретил селянина, который за три тысячи царских рублей вывел его с семьей через болота к позициям познанцев.
У поляков также было свое подполье. Подпольная армия Пилсудского, POW (Polska Organizacja Wojskowa), созданная в 1914 году для борьбы за независимость в зоне оккупации Центральных держав, не была распущена на Окраинах. Особенно сильна она была на юге, на Украине, где двумя годами ранее сражались и были расформированы Легионы Пилсудского. Хотя POW больше не функционировала в самой Польше, ее третий отдел, KN3, отвечающий за восточные территории, сохранился в качестве отдела варшавского Генерального штаба. Под его контролем находились даже такие отдаленные ячейки, как ростовская и ставропольская на Кубани. Основной его функцией был сбор разведывательных материалов.
Управление Окраинами осенью 1919 года представлялось почти невыполнимой задачей. По советскую сторону фронта, борьба с Деникиным исключала все мысли об организации местного управления. На польской стороне, оккупация обширных дополнительных территорий, особенно Минска и Волыни, далеко выходящих за естественные границы польских поселений, возлагала на гражданские власти социальные и политические проблемы непреодолимой сложности. Задача “подготовки” новых земель была возложена на Стражу Кресову (Straż Kresowa, Окраинная Стража), которая, согласно приказу от 3 октября 1919 года, должна была работать в тесном сотрудничестве с армией. Страж Кресова вовсе не была инструментом бессмысленных репрессий. Ее политические цели были радикальны, а социальная философия ярко прогрессивна. В рапортах ее сотрудников подчеркивалось, что “поведение значительной части местных землевладельцев своей классовой политикой часто компрометирует польское дело”.[55] Они стремились укрепить польское влияние, форсируя ту далеко идущую аграрную реформу, которая была провозглашена в Польше. К несчастью, их прогрессивные идеи повсюду были встречены сопротивлением, и не только со стороны недоверчивого белорусского и украинского крестьянства. Армию не интересовали социальные реформы, жандармерия была грубой и продажной, представители Гражданского Союза Восточных Земель были беспомощны и некомпетентны. Хуже всех были представители польской знати, вернувшиеся сюда вслед за войском в полной уверенности, что их права и привилегии будут восстановлены. В Ровно, на собрании местных землевладельцев 6 февраля 1920 года, попытки либерального графа Зигмунта Красицкого внести предложение о нарезке земель и последующей раздачи для поселения польским ветеранам были грубо освистаны. Офицер, наблюдавший происходящее, заметил, что “местные землевладельцы ничему не научились, несмотря на тяжелые военные условия и изменение как социальных, так и политических отношений. Землевладельцы хотят воспользоваться своим социальным положением и временным успехом, чтобы при ликвидации целой общественной системы понести как можно меньше жертв, и одновременно как можно больше заработать, даже за счет родины и других слоев общества”.[56] Инструктор Стражи Кресовой из Луцкого уезда сообщал, что местный властный уполномоченный может не публиковать указы, которые ему не нравятся, что он взимает незаконные поборы от имени отсутствующих землевладельцев и использует гражданский суд для улаживания частных споров в пользу княгини Марии Любомирской. “Польша является правовым государством”, заключает он. “В интересах Республики виновные должны быть отстранены и отданы под суд, как действующие во вред государству, и публично наказаны. Только это может убедить население в искренности принципов, провозглашенных центральным правительством”.[57] Нет нужды говорить, что администрация, ведущая борьбу с тифом, нехваткой продовольствия, неприятельской пропагандой и недоброжелательностью местного населения, не очень была склонна отдавать под суд своих представителей.