— На машину не хватает.
— Жрет много?
— Да ну. Утром покормил — и на весь день хватит.
— Экономичный, — похвалил гаишник. — Ну т-ты Кирюха!.. — фамильярно осклабился он: добродушная власть шутила.
— Ты сказал.
— Что я сказал?..
— Что меня зовут Кирилл.
Гаишник замкнул черты лица в служебную ряху, лениво выпрямился и, с презрительной небрежностью обозначая официальную процедуру, сунул рукой к козырьку:
— Документы ваши, пожалуйста.
Кирилл полез во внутренний карман, но тут по пленке жидкой грязи, кроющей шоссе, тяжело прошелестел огромный вольвовский фургон, напарник гаишника выскочил с жезлом, фургон стал тормозить, рядом с ним материализовался БМВ предупреждающего цвета «мокрый асфальт», и из него полезли трое братков.
— На гужевом транспорте в центре только по специальному разрешению, — по инерции еще выламывал рот гаишник, уже забыв о Кирилле и поспешая на разборку.
«Мне в четыре, не позже, надо на таможенной площадке быть», — донеслось оттуда, водитель махал бумагой, следом за фургоном пристроился и встал второй, браток тыкал в мобильник, другой раздернул молнию кожанки, автоматчик отступил на шаг и зафиксировал рукой висевший на боку «калаш». Как пузырьки, выбулькивали отдельные слова: «вопрос», «лавэ», «откат» и тому подобные индикаторы делового разговора. Двери фургона с лязгом разъехались на петлях: он был забит пестрыми картонными ящиками.
Кирилл на своем белом ослике процокал в середину группы, недоуменно воззрившейся на помеху.
— Человек везет гуманитарную помощь. Детское питание, — обратился он. — С него нельзя брать деньги. Рождаемость и так упала ниже уровня простого воспроизводства населения. Если бы она упала раньше, вас бы всех здесь не было, и это было бы гораздо лучше. Вы должны подумать об интересах тех, кто еще не может держать в руках оружие. Страсть к наживе погубит народ, надо быть добрыми и помогать друг другу. Людей надо любить, а не грабить.
Бандиты и менты весело расширили глаза. Застиранный белый плащ и запущенная молодая бородка вкупе с речью всадника на несуразном транспортном средстве совершенно уподобляли его бомжующему городскому сумасшедшему: состоит на учете в психдиспансере, но без посадки в переполненный стационар как социально не опасный. Ослик разинул белозубую пасть и сказал: «И-а!»: картина сделалась вовсе ненастоящей, будто все вдруг оказались участниками уличной киносъемки.
— Проезжай, проезжай, человек, — без злобы приказал один из них, насытив взор развлечением и побуждаемый необходимостью завершить переговоры. — Проезжай, осел! — повторил он, обращаясь к тому из них двоих, кто, по его мнению, мог быстрее выполнить приказ.
— Баварские Моторостроительные Заводы вредят экологии, — укорил Кирилл.
— А ослы помогают, — хохотнул браток с мобильником.
— Он за драндулеты агитирует! Дилер по «жигулям».
— Покупая автомобили их производства, вы обогащаете их толстосумов, немецких бюргеров…
— Вот тут ты, брателло, в натуре, не прав. Мы их не обогащаем, будь спок.
— …и на самом деле они радуются, что вы рискуете своими единственными жизнями и кладете свою молодость на то, чтобы их конвейеры работали непрерывно, обогащая их. Я не удивлюсь, если окажется, что бандитизм в России стимулируется из-за рубежа концернами БМВ и «Даймлер-Бенц» ради повышения сбыта их продукции. Можно сказать, что русские бандиты — это агенты Германии.
У аудитории не хватило интеллигентности понять скрытое обвинение в большевизме.
— А правительство ездит на «волгах», — насмешливо сказал гаишник.
Водитель фургона пошевелил губами и стал медленно прятать документы в сумочку.
— А срок хранения этого детского питания, — ткнул в него пальцем Кирилл, — давно просрочен. Не говоря о сроке реализации. Наверняка все переложено в заново напечатанные пачки. В наших условиях вообще любой бизнес делается преступным, и идет во вред не только потребителям, но и самим бизнесменам. Они не только губят свою душу, но и портят нервы, а от этого болеют всеми болезнями и совершают непоправимые ошибки, которые в конце концов стоят им жизни. Вы все вдумайтесь — на Кого вы работаете.
Невысокий и самый юнолицый из бандитов переступил перед проповедником и картинно размял правую руку, напоказ отводя ее.
— Двух ослов одним ударом, — объявил он номер и развернулся.