Трилогий Горыныч продолжал греметь всеми тремя головами (полифония, однако):
— А если вы не сумеете найти Сердце Пилигрима, то я не постыжусь вспомнить, каким я был до перерождения, до того, как внешние силы Истинного мира, просочившись в наш мир, изменили меня и сделали таким, какой я сейчас!.. Я стану кровожадным, беспощадным, обрушусь на вас и безо всяких затей…
— … и мне не надо ни мармелада, ни шоколада, а только маленьких-премаленьких детей, — невольно подобрав рифму, помертвевшими губами тихо договорил я.
— … испепелю!!!
— Это мы удачно зашли, — сказал Макарка. — «Испепелю». Серьезный консультант подобрался. Благодарим вас за доверие, Трилогий Горыныч. Конечно, мы постараемся сделать все, что в наших силах. Сердце Пилигрима, гм-гм. «Сосуд, наполненный нечестивостью и верой, любовью и ненавистью… » Конечно, это очень точное, можно сказать, детальное указание. Думаю, после такой исчерпывающей характеристики нам остается только пойти и подобрать Сердце. Да-с. Ну, мы пока что пойдем, а тут Елпидофория Федотовна с гражданкой Дюжиной хотели с вами посоветоваться по какому-то аналитическому вопросу… Мы снаружи подождем. Уф!
— Клиническая персона. Наверно, сказывается то, что в одном теле, то есть туше, живут сразу три личности, одна другой умнее, а сбоку фрондирующий еврей.
— Не знаю, как ты, Макарка, а я ему поверил. Хотя, конечно, этот Трилогий Горыныч — особа неоднозначная. Рассуждает о высоких материях, о сотворении миров, а головы на первый-второй рассчитать не может.
— Да не о том ты говоришь!
Тут из пещеры вышла Нинка и направилась прямо к нам.
— Вы куда убежали? — спросила она. — Вот, книжку забыли. И шапочку. А ты что такой злой, Илюшка?
— Не вижу особых причин, чтобы быть добрым, — буркнул я. — Слышала, как эта Годзилла трехголовая нас строит? «Испепелю»!
— Он теперь там с тетями разговаривает, — сказала Нинка, — ой, как смешно, там третья голова, которая эта… Глюкоза…
— Спиноза.
— Угу. Эта Спиноза сказала, что две головы все неправильно говорят, а они ему собственным хвостом ка-а-а-ак дадут! Ой, там смешно, там весело!
— Очень весело, — сказал я. — У нас к тому же топливо кончилось, как бы пешком идти не пришлось, вот. Правда, я пока что точно не представляю себе, куда мы пойдем. Искать это Сердце Пилигрима? Да легче перелопатить все наличные стога сена в этой стране — в поисках иголки! Там хоть знаешь, ЧТО искать. А тут — ну точно как в сказке: пойди туда — не знаю куда, принеси тоне знаю что.
— А ты и представь, что ты в сказке, — отозвался Телятников, — чем дальше, тем страшнее.
Из пещеры вышли Чертова и Дюжина. Обе были довольно мрачны, и главная сыщица сказала:
— Значит, так. Сейчас едем в столицу. Нужно встретиться с царем, нас уже записали на прием. Это Трилогий Горыныч сообщил, он у царя в нештатных советниках обретается. Ох, не хочется ехать в стольный град, — вырвалось у нее, — а тут все-таки придется. Да и вам… вам, верно, тоже. Собственно, а что вам еще остается? У вас задача еще туманнее, чем у нас с Параськой.
— Вот это точно, точно, — поддакнула зеленоволосая кикимора, что-то жуя.
До столицы добрались дня через два. После довольно безобидных приключений, попеременно то веселых, то печальных, мы чинно въехали в город. Честно говоря, если бы ДО посещения столицы здешних земель я не стал свидетелем (и активным участником — тоже) стольких событий, которые попросту не укладывались в голове, я удивился бы виду города. Стольный град совершенно не походил на традиционный русский город типа Новгорода или Пскова. Более всего он напоминал то ли Таллинн, то ли Калининград — с ярко выраженной североевропейской архитектурой, узкими старинными улочками, булыжными мостовыми, шпилями остроконечных башен. В зданиях преобладал серый цвет. Центр города располагался на холме, и на самой его вершине виднелась внушительная крепость, напоминающая кремли старинных русских городов — с зубчатыми крепостными стенами, с тремя мощными, массивными донжонами, вздымающими над городскими крышами свои каменные громады и надменно разглядывающими все и вся сквозь узкие отверстия бойниц. На территории крепости находились два главных здания столицы: дворец царя Иоанна Федоровича, который принуждал именовать себя теперь Ураном Изотоповичем, и Храм Белого Пилигрима, чей купол царил над всей крепостью. Храм был самым высоким зданием города, и на тонком шпиле на огромной высоте парил над столицей символ веры в Белого Пилигрима — круг с расходящимися от него тремя лучами, символизирующий перекресток с тремя дорогами.
Все это поведала нам милейшая гражданка Чертова, которой Макарка немедленно посоветовал в случае невозможности продолжать детективную деятельность устроиться экскурсоводом.
Автомобиль проследовал через весь город и пошел в гору. Дорога довольно приличная. Правда, на коротком подъеме пришлось проехать через три шлагбаума, возле каждого из которых охрана в красных мундирах, перетянутых белыми ремнями (любят здесь неброско одеться, а?), задавала нам глупейшие вопросы и сверялась с каким-то списком, представленным с Холма. Холм, насколько я понял, — это неофициальное название правительства, вроде как у нас Белый дом.
— Бюрократы, — ворчал Макарка, когда в очередной раз его обыскали и снова вынули бутылку, давая ему лишний повод приложиться к ней, — тут, я смотрю, чинуши не хуже наших. А что, Елпидофория Федотовна, вы тоже хотите взять нас к царю Урану Изотоповичу? И нас даже пропустят? Кстати, а царь живет в Мифополосе или в Овраге? А то я как-то путаюсь в здешних широтах и долготах… гм…
Но не суждено Макарке пребывать в длительном неведении: вскоре он получит ответы на все интересующие его вопросы, даже на те, которые он, собственно, и не думал задавать. Правда, прежде нам пришлось вынести настоящий перекрестный допрос в здешнем опорном пункте царской лейб-гвардии, мрачного вида двухэтажном каменном здании в ста шагах от громадных въездных ворот в крепость. Приторно вежливый офицер в красном плаще задавал нам вопросы a la «а что вы делали до 26 октября 1917 года?» или «а в каких вы отношениях с Осипом Эмильевичем Мандельштамом?». Спасибо и на том, что вежлив он был в самом деле безупречно и в глаза лампой не светил, как это практикуется у милейших следователей НКВД (если хотя бы половина из того, что нес Трилогий Горыныч, правда, почему бы не напороться и на них?).
Наконец нам был выписан пропуск на посещение приемного зала царя и великого государя Урана Изотоповича. Насколько я понял из нескольких фраз, которыми перекинулся вежливый офицер с другим сотрудником охраны, глава государства должен дать нам аудиенцию в присутствии своего первого министра, которого почему-то называли Синей Бородой. Вот уж воистину из сказки! Причем весьма кровожадной.
Впрочем, что я грешу на царя и местную бюрократию? В самом деле, что, им впускать к главе государства кого попало? Особенно если учесть, что мы с Макаркой до сих пор были в той одежде, в какой нас застали врасплох бравые оперативники. Я — в шлепанцах, Макарка и вовce в тапочках моей бабушки со стоптанными задниками. На эти-то тапки и смотрел гвардейский офицер, снимая с нас показания. Попробуйте попасть на прием к президенту Путину в бледно-розовых тапочках!..
Так что о здешней бюрократии больше не буду.
Местного самодержца пришлось, однако, подождать. Сыщица Чертова, очевидно, нервничала, расхаживая широкими мужскими шагами по приемной зале. Шаги гулкими бильярдными шарами разлетались по углам. Пинка поблескивала любопытствующими глазенками, крутя головой и цепляясь взглядом то за роскошные хрустальные люстры, освещающие просторное это помещение, то за старинную мебель; время от времени она подбегала к огромным арочным окнам, выходящим в зимний сад, и разглядывала галерею, где и были расположены примечательные экспонаты сада. Вероятно, здешний правитель был любителем экзотической зелени. Ещё бы!.. Застекленная галерея, где располагался зимний сад, весьма впечатляла. Нинка даже залезла на подоконник и задрала голову. Сквозь прозрачный свод было видно голубое небо, и тянулись, тянулись к своду внушительные банановые деревья, смешивая свои лоснящиеся листья с характерными остроконечными листьями магнолий, с длинными побегами вьющихся растений, спирально взбирающихся по стволам финиковых и банановых пальм и спадающих с высоты гигантскими зелеными каскадами. Нинка, которая до того видела бананы только на базарном прилавке в сопровождении сакраментального: «Э, пакупай, слющь!.. Савсэм дешево отдам, да!» — приоткрыла рот… Ребенка можно понять. У всех этих растений, названий которых большей частью не знал ни я, ни Макарка, был изысканный, гламурный вид. Меж громадных пальм мелькали бамбуковые беседки в нарочито восточном (или как тут у них?) духе, с фонариками из полупрозрачного шелка, распространяющими мягкий рассеянный свет на большие пурпурные цветы в голубых прожилках с лиловато-черными пестиками, на жасминные соцветия и серебряные колокольчики, на гирлянды листьев и бордюры из тюльпанов, цикламенов, гиацинтов и вереска. Н-да… государь любит природу.