Все потемнело перед глазами Светлова. Кажется, он подскочил как ужаленный и с криком «Убью, сука!» попытался схватить Гаппонка за горло и душить; ничего из этого ему не удалось, потому что гость сделал короткое, едва уловимое движение левой рукой — и атлетичного, под сотню килограммов весом, Вадима откинуло к мойке. Он сильно ударился поясницей и осел на пол, бессмысленно мотая головой. Гаппонк сказал:
— Вот что, любезный. Я вас прекрасно понимаю. Ваше горе, ваше плачевное состояние… Но если вы не будете кидаться на меня, как бешеный бык на флаг СССР, а выслушаете, что я вам скажу, то, быть может, все будет не так печально.
— Что ты такое говоришь? Ты что, не понимаешь… ее убили… убил этот ублюдок, который…
— О нем тоже поговорим. Но прежде я хотел бы сказать вам: можно ВЕРНУТЬ Лену. Вы меня понимаете?
Светлов поднял глаза на существо, которое только что заверило его в том, чего не может быть, потому что не может быть никогда. Гаппонк шагнул к нему и, потряся за плечо, заговорил медленно и внушительно:
— Единственное, что от вас требуется, Вадим Андреевич, — это внимательно меня выслушать, а потом поступить сообразно тому, ЧТО вы узнаете. Сначала я помогу вам советами, а потом… потом, полагаю, вы прекрасно справитесь и без меня. Ведь вы способны на значительно большее, чем то, что вы о себе знаете. Вам понятно? Вот, выпейте водки. Закусите. Кушать вы, я так понимаю, не хотите. Впрочем, у меня как-то тоже пропал аппетит, знаете ли. Ну, ладно. Вы меня хорошо слышите? Понимаете, что я говорю?
— Да, да, — выговорил Вадим.
— Вот и прекрасно. У вас как с историей? Ничего? Надеюсь на это. Итак, если вам тяжело воспринимать меня, что называется, с листа — так представьте, что я рассказываю вам занимательную легенду. Или сказку. Или сюжет для мистического блокбастера. Так вот, в свое время в Истинном мире жили два мага, маг Коэнн, Белый Пилигрим, и маг Гилкрист, Темный Пилигрим…
Утром следующего дня Вадим Светлов решительно позвонил в дверь квартиры, где жили Лесковы. У Светлова было бледное лицо, а губы даже побелели от напряжения, когда он услышал медленные шаги за дверью. Но голос его оказался неожиданно спокоен и ровен, когда он сказал появившейся на пороге Людмиле Венедиктовне:
— Нужно поговорить. Сейчас же… Вам сейчас не до чего, но я сам был вчера такой же. Только, ради бога, не подумайте, что я спятил. Всему, что я вам сейчас сообщу, есть подтверждение. Да что там, я сам вчера хотел вызывать неотложку, потому что подумал: все, ум за разум заходит…
Лескова-старшая взглянула на него растерянно и, молча посторонившись, пропустила его в квартиру… Вадим прошел прямо в ванную комнату, позабыв разуться и снять с себя куртку-ветровку. Нужно сказать, что Людмила Венедиктовна этого и не заметила. Она молча наблюдала, как Илья включил в ванной оба крана, холодный и горячий, и заткнул пробкой сток, чтобы ванна наполнялась. Лескова спросила:
— Ты что это… искупаться хочешь? Ты…
— Да нет, Людмила Венедиктовна. Не искупаться. А где… где сейчас Лена?
Губы Людмилы Венедиктовны побелели.
— То есть как… где? — после затянувшейся паузы отозвалась та. — А ты что, сам не знаешь, где она сейчас?.. Или… что? Вадим, ты пьян? От тебя перегаром несет и вообще…
— Надеюсь, что я не напоминаю вам вашего предыдущего несостоявшегося зятя, Илюшу Винниченко, — выговорил Светлов, завороженно наблюдая за тем, как бурлит, поднимаясь, в ванне вода. — В общем, буду краток, Людмила Венедиктовна: ЛЕНУ МОЖНО ВЕРНУТЬ. Вы меня хорошо расслышали? Так я еще раз повторю: это возможно сделать. Вчера ко мне пришел некто, дважды попавший в мою квартиру сквозь стену. Нет, вы совершенно напрасно так на меня смотрите!.. Я не сошел с ума и не пьян, а перегар, винный запах… это еще от вчерашнего. Нет, ничего не говорите, совсем ничего!.. — поспешно добавил он, увидев, как искривились губы Лесковой и обессмыслились, помутнели глаза. — Я сам… я сам вчера чуть с ума не сошел, когда увидел все это. Его зовут Гаппонк, он из Оврага. Мне долго объяснять, я скажу только то, что это все правда. Я просто не хочу верить, что я стал жертвой какой-то… какой-то чудовищной мистификации, — глухо добавил он, не глядя на Людмилу Венедиктовну. — Вот… смотрите.
И он выключил воду, потому что ванна наполнилась, и вынул из внутреннего кармана куртки огромный, переливающийся тысячью маленьких граней бриллиант, тот самый, что продемонстрировал ему маг Гаппонк в первое свое посещение… Людмила Венедиктовна замерла, опершись спиной о дверной косяк. Ее пальцы судорожно переплелись. Светлов положил сияющую сферу на поверхность воды, и маленькие концентрические волны едва слышно плеснули в борта ванны. Бриллиант, вопреки законам Архимеда, не погрузился в воду, и было бы неверно сказать, что он остался на плаву: если наклониться и посмотреть повнимательнее, можно было убедиться в том, что он даже не КАСАЕТСЯ поверхности воды. Людмила Венедиктовна хотела спросить, что это такое, но язык прилип к гортани, и такое случилось с велеречивой матушкой семейства Лесковых в первый раз в жизни. Вадим чуть отступил, упершись спиной в кафельные плитки, покрывавшие стену ванной комнаты, и молча смотрел на то, как в глубинах бриллианта разрастается свечение.
— Что… это? — наконец выдавила Лескова.
— Да это еще ничего, — с легкостью, удивившей, кажется, его самого, ответил Светлов. Незнакомый, совсем чужой человек говорил эти слова, и не только Людмила Венедиктовна, кажется, уже сроднившаяся с ним, не узнавала своего почти что зятя. Он сам себя не узнавал. После встречи с тем человеком, чьего имени он старался не произносить даже про себя, что-то перевернулось, выжглось в нем, и совершенно очевидно стало, что никогда ему не быть прежним Вадимом Светловым. В меру равнодушным, в меру положительным, в меру умным и работящим парнем, со своими недостатками, которых полно у всех людей. Вот именно — людей. Вадим улыбнулся, повернувшись к Людмиле Венедиктовне в профиль, и наблюдал за тем, как из светящегося шара медленно вырастает фигура Блумера. Желтые глаза ассистента мага Гаппонка угодливо поблескивали, а длинный красный нос так и вертелся во все стороны. При виде этого уродца, словно сошедшего со страниц книги Гофмана «Крошка Цахес», начитанная Людмила Венедиктовна отпрянула и едва не упала, зацепившись пяткой за порожек. Вадим успел подхватить ее за локоть.
— Не бойтесь, Людмила Венедиктовна. Самое страшное, что могло произойти с нами, уже не произошло, и дальше должно быть только лучше. Лена еще здесь, с нами, понимаете? Ее можно вернуть, и для этого Блуд-мер откроет нам портал в иной мир. Нет, не тот, о котором вы сейчас подумали. Простите меня, Людмила Венедиктовна, что я вас напугал. Это еще ничего. Нам предстоят большие испытания… Я еще не сошел с ума! — сухо продрался сквозь его гортань короткий крик, когда он увидел, что во взгляде Лесковой, обращенном к нему, — только темный, суеверный страх, и более ничего от той интеллектуальной, образованной женщины, которой она, собственно, являлась.
— Как-кой портал? — спросила она, стараясь взять себя в руки.
— Так вот же он, любезнейшая! — проскрипел Блумер, танцуя на поверхности воды с ловкостью, какой позавидовал бы иной артист балета. — Стоит только окунуться в эту замечательную ванну, как тотчас же окажетесь совсем в другом месте, весьма, весьма прелюбопытном. Вадиму Андреевичу еще ничего придется, а вот второй ваш зятек, то есть — почти что зятек, к тому же бывший… Илюша Винниченко, тому пришлось через болото лезть. Невеселое местечко, да и ил прескверный, противный да вонючий…
— Хватит болтать попусту, ты, зяблик!.. — повысил голос Вадим. — Да успокойся же ты, мамаша. Все будет хорошо, — грубовато выговорил он, обращаясь уже к Людмиле Венедиктовне. — Я постараюсь сделать все, что в моих силах. А в моих силах, — он сжал кулак и поднес его к собственным глазам, — в моих силах много чего…
И, сказав это, он вдруг подпрыгнул и плюхнулся спиной прямо в ванну, до краев заполненную теплой водой. Людмилу Венедиктовну окатило фонтаном брызг, и на несколько секунд она оглохла и ослепла. Убрав с лица мокрые волосы и разлепив ресницы, она наконец смогла разглядеть, что творится в ванной комнате. На полу было по щиколотку воды, со стен стекали ручейки, все висящие тут же полотенца намокли. В ванной оставалось воды едва ли не вполовину меньше против того, что было там еще несколько секунд тому назад.