Грип немедленно заявил обо всём случившемся в полицию, которая вызвала Монтгомери и оштрафовала его на двадцать долларов. Помимо этого, пострадавший предъявил через суд иск, требуя возмещения убытков в сумме десяти тысяч долларов. Он надеялся на то, что никто не возьмёт Монтгомери на поруки. Но в этом он ошибся.
Когда Монтгомери выпустили на свободу, он решил вернуться и увезти с собой Элизу. Но в это время она получила письмо из Нового Орлеана от адвоката Гилмора, который долгое время состоял поверенным в делах мистера Джеймса Кертиса. Извещая о кончине Кертиса, Гилмор сообщал ей, что в связи с урегулированием разных дел её присутствие в Новом Орлеане крайне необходимо. Гилмор просил Элизу приехать незамедлительно и счёл даже нужным приложить к письму чек на оплату дорожных расходов. По прибытии в Нью-Йорк Монтгомери нашёл у себя подобное же письмо, адресованное ему. Ни Монтгомери, ни Элиза не имели ни малейших оснований усомниться в искренности и порядочности мистера Гилмора. Оба они знали его как представительного седого джентльмена, круглолицего и всегда приветливо улыбающегося, к которому мистер Джеймс Кертис всегда относился с полным доверием. Не было ничего невероятного в том, что мистер Джеймс Кертис оставил какие-нибудь распоряжения, касавшиеся их. На основании всего этого Монтгомери и Элиза решили, что их присутствие в Новом Орлеане может быть и в самом деле необходимо. Ввиду того, однако, что Монтгомери нужно было ещё закончить кое-какие дела, он отправил Элизу одну. Он проводил её в Бостоне на пристань и усадил на пакетбот. Сам он намеревался выехать вслед за ней, как только представится возможность.
Элиза благополучно прибыла в Новый Орлеан, по-видимому почти одновременно со мной, и прямо с пристани поехала к Касси. Дня через два Касси направилась к мистеру Гилмору, чтобы сообщить ему о приезде Элизы, а также узнать от него, какие распоряжения были оставлены мистером Кертисом в пользу его дочери. Покойный мистер Джеймс Кертис несколько раз говорил Касси — и повторил ей то же самое перед своим отъездом из Нового Орлеана, — что он распорядился в отношении её и Монтгомери и хорошо обеспечил Элизу. Она обратилась по этому поводу к мистеру Гилмору, но адвокат ответил уклончиво и попросил, чтобы на следующий день в назначенный час она явилась к нему сама.
Элиза отправилась к мистеру Гилмору, но назад не вернулась. Касси очень встревожилась и всю ночь не спала, а наутро собралась сама идти к мистеру Гилмору узнать, что с ней, как вдруг какой-то мальчуган-негр принёс ей смятую записку от Элизы. В этой записке — наспех, дрожащей рукой набросанной на вырванном из книги листке бумаги — Элиза писала, что адвокат насильственно задержал её у себя, заявив, что она его собственность. По его словам, он купил её у недавно прибывшего из Бостона мистера Агриппы Кертиса, выдававшего себя за единственного наследника своего умершего брата и поэтому рассматривавшего Элизу как часть доставшегося ему имущества.
Касси это страшное известие потрясло. Но, пока она обдумывала, что ей предпринять, дверь внезапно распахнулась, и в комнату вошёл сам мистер Агриппа Кертис в сопровождении своего бостонского поверенного в делах, а также мистера Гилмора и нескольких рабов-негров. Он объявил ей, что пришёл вступить во владение домом и всем имуществом, а в том числе и ею.
Касси схватили и прямо оттуда привели на аукцион невольников для продажи, где я её и нашёл и где, если бы этого не случилось, она неминуемо была бы снова продана в рабство. Напрасно она протестовала, утверждая, что она свободна, — доказать этого она всё равно не могла, так как тот, в чьих руках находился акт об её освобождении, оказался предателем и похитителем людей.
Всё это в общих чертах рассказала мне Касси в первый же день после нашей встречи. Постепенно я узнал от неё и все подробности.
Благодарение богу, наконец-то я мог прижать к своей груди мою — да, мою верную жену!
Но где же мой сын и где та девушка, которую Касси оплакивала, как родную любимую дочь? Что сделать, чтобы спасти Элизу, которая уже попалась в западню, и Монтгомери, находящегося сейчас в большой опасности?
Я обратился снова за советом к Колтеру и был искренне обрадован, встретив с его стороны не только горячее сочувствие, но и готовность помочь нам. Он сказал, что будет рад проучить этих двоих негодяев-янки, которые, вне всякого сомнения, сговорились уничтожить завещание мистера Джеймса Кертиса, решив поделить между собой наследство и снова ввергнуть в рабство Касси, Монтгомери и Элизу. Вряд ли главную роль здесь играли деньги, которые можно было выручить при продаже — как Колтер ни презирал всех янки вообще после встречи с некоторыми из них на Юге, он и то не считал, что эти «похитители людей», эти «проклятые бостонские скряги» способны на такую низость. Вероятнее всего, они просто решили, что этим путём они лучше всего избавят себя от неприятности, которую законные наследники, будучи свободными людьми, всегда могут им причинить, в особенности же в случае, если вдруг найдётся потерянный дубликат завещания.
Что же касается Монтгомери, у Грипа Кертиса сверх всего прочего был на него зуб. Мы потом узнали, что сразу же по приезде в Новый Орлеан он обзавёлся длинной плетью, которой в недалёком будущем рассчитывал отомстить Монтгомери за полученные от него на Стэйт-стрит палочные удары.
Участь Элизы также была предрешена, потому что, как выяснилось, почтенный и благочестивый мистер Гилмор с первого же взгляда прельстился её красотой и бостонским образованием и решил воспользоваться тем и другим лично для себя. На это он получил право, сделав её своей собственностью. Я говорю: благочестивый мистер Гилмор, потому что года за два или три до этого в бытность свою в Нью-Йорке под влиянием того же красноречивого доктора Дьюи, о патриотическом рвении которого мне уже приходилось упоминать, он стал членом секты унитариев [62]и даже постарался создать унитарианское общество в Новом Орлеане и получить прозвище церковного старосты, под которым он был известен среди своих менее праведных друзей.
Глава пятьдесят седьмая
Следуя совету мистера Колтера и рассчитывая получить поддержку закона, я прежде всего обратился за разъяснениями к одному видному новоорлеанскому юристу.
Он сказал, что положение Касси, на его взгляд, довольно благоприятно, и не только потому, что она была выкуплена мною: она имеет право ссылаться на законы, изданные в Луизиане, которые именно в этой части страны отличаются большим здравым смыслом и большей гуманностью, чем законы других штатов. Законы эти гласят, что, если раб, даже не имея официального акта об освобождении, в состоянии доказать, что в течение десяти последних лет он жил на положении свободного человека, — он считается освобождённым, и посягать на его свободу никто не имеет права. Касси нетрудно было доказать, что более десяти лет она уже перестала быть невольницей.
Но в отношении Элизы и особенно Монтгомери дело обстояло иначе, и доказательство их прав представляло немалые трудности.
Согласно «Code Noir», [63]или «Кодексу законов о неграх», выдержку из которого прочёл нам адвокат, освобождение раба в Луизиане допускается только тогда, когда этот раб достиг тридцатилетнего возраста и поведение его в течение четырёх последних лет было безукоризненным. При других обстоятельствах никто не имеет права этого сделать, иначе как по особому на то разрешению законодательного собрания. Освобождение рабов, не достигших тридцати лет, без этого разрешения законом не признаётся. Другая статья того же кодекса утверждает, что дети, рождённые от находящейся в рабстве матери, точно так же причисляются к рабам и становятся собственностью того же самого хозяина, который владеет и матерью, или, как гласит кодекс Луизианы: «Дети рабов и детёныши животных принадлежат владельцу матери или самки на правах приращённой собственности».