Но как раз в это мгновение у двери таверны послышались громкие крики и донёсся шум поднявшейся там драки; собравшиеся из-за чего-то поссорились между собой. Драка эта на время отвлекла внимание толпы; около нас оставался только негр, который ходил за водой; он стоял и ждал обещанного вознаграждения. Я обещал ему дать ещё полдоллара, если он наполнит вторую флягу. Он исполнил эту просьбу, и на этот раз моему бедному другу удалось утолить жажду. Напившись, он поблагодарил меня взглядом. Благодарение небесам, что в столь тяжкие минуты я мог оказать ему хоть эту незначительную услугу.
Я понимал, что не в моих силах по-настоящему помочь ему, и всё же не мог преодолеть властного желания сказать ему, кто я. Я знал, что для этого благородного и великодушного сердца сознание, что его старый друг и товарищ свободен, послужит утешением в последние минуты жизни.
Подойдя к нему вплотную, я положил руку ему на плечо.
— Томас, — прошептал я, — узнаёшь ли ты меня? Вспомни Анну, её гибель и то, как ты отомстил. Вспомни управляющего Мартина, которого мы закопали в яму вместе с его ищейкой. Вспомни наше расставание, когда я пошёл на север, а ты повернул на юг. Я — Арчи! Неужели ты не узнаёшь меня?
Как он взглянул на меня, когда я заговорил!.. Как пожирал он меня глазами, пока я продолжал перебирать наши общие воспоминания! Ведь и я тоже очень изменился, — пожалуй, больше, чем он… Но я не успел ещё назвать себя, как он меня узнал. Однако почти в ту же секунду он отвёл взгляд, в котором сразу погасла вспыхнувшая в нём искорка радости, и его лицо снова приняло мрачное и вызывающее выражение. Казалось, этот взгляд говорил его преследователям: «Делайте со мною всё, что хотите. Я готов!..»
Почти одновременно я почувствовал, как чья-то тяжёлая рука легла на моё плечо, и грубый голос, по которому я сразу узнал человека, выбившего флягу из рук Томаса, раздался над самым моим ухом:
— Что за дружеские разговоры с этим проклятым убийцей? Говорю вам, приезжий: вы не выберетесь отсюда раньше, чем будет выяснено, кто вы такой.
Не успел он договорить, как несколько его приятелей ринулись на Томаса и, сняв цепи, которыми он был привязан к прутьям тюремной решётки, поволокли его ко входу в таверну.
Драку, которую я издали наблюдал, затеяли, как мне стало теперь понятно, те, кто успел больше всех выпить; вид мёртвого тела управляющего приводил их с каждой минутой всё в большую ярость. Они требовали немедленного суда и казни Томаса, тогда как остальные считали более целесообразным дождаться прибытия генерала Картера, к которому был отправлен гонец с сообщением о поимке его раба. Эти последние, видимо, опасались, что в случае казни Тома до того, как будет точно установлена его личность, генерал может отказаться от выплаты награды.
Верх одержала группа озверевших пьяниц. И сразу тут же на месте был создан суд; судьями взялись быть трое плантаторов, и Томас, которого сопровождала по пятам орава белых и негров, предстал перед ними. Меня, как лицо явно подозрительное, взяли под стражу, и мне было вполне ясно дано понять, что мной займутся после того, как расправятся с негром.
— Кому ты принадлежишь? — был первый вопрос, заданный пленнику почтенными судьями.
— Я принадлежу господу богу, создавшему всех нас, — спокойно и торжественно ответил Томас.
Этот неожиданный ответ у одних вызвал удивление, у других — взрыв смеха. Хохот усилился, когда один из судей иронически воскликнул:
— Господу богу, сказал ты? А по-моему, так дьяволу! И отправишься ты к нему без задержки, будь спокоен!
На повторный вопрос, кому он принадлежит, Томас твёрдо заявил, что он свободный гражданин. Судья потребовал от подсудимого, чтобы он предъявил документы, удостоверяющие его слова.
Выслушав показания двух свидетелей, судьи признали Томаса виновным в убийстве управляющего и с насмешливой торжественностью спросили его, нет ли у него возражений против того, чтобы к нему применили смертную казнь.
— Делайте что вам угодно, — произнёс обвиняемый, весь исполненный негодования. — Убейте меня или помилуйте — мне это всё равно! Лучшие годы моей жизни я провёл в рабстве. Мою жену на моих глазах засекли насмерть. Когда я вырвался на свободу, вы стали травить меня собаками, стреляли в меня из ваших карабинов, назначили награду за мою голову. Но и я достаточно долго обманывал вас и платил вам вашей же монетой. Белый, убитый сегодня, не первый, кто испытал на себе силу моего удара. Если б у вас хватило смелости напасть на меня в одиночку, если бы вас было двое, трое против меня одного, я бы расправился с вами, как вы того заслуживали! Но дюжина вооружённых люден, верхом на лошадях, да ещё с собаками… Разве может со всем этим сладить несчастный негр, у которого есть только ноги, руки да нож! В своё время я бы справился с вами… Но я уже становлюсь стар. И лучше умереть сейчас, когда во мне есть ещё и сила и смелость, чтобы бросить вам в лицо всё моё презрение — да, всем вам, — чем попасть к вам в лапы, когда я стану уже беспомощным, дряхлым стариком!
Этот дерзкий вызов привёл всех присутствовавших в дикую и какую-то дьявольскую ярость.
— Мало для него виселицы! — заорали некоторые из них. И вслед за этим криком поднялся ужасный рёв:
— Сжечь его! Сжечь его живьём!
В толпе сразу же нашлись добровольцы, принявшиеся за приготовления к этому чудовищному делу.
Напрасно я при поддержке двух или трёх участников этой облавы — среди них был и плантатор, рядом с которым я ехал и от которого я всё это узнал, — решительно протестовал против этой ужасной и противозаконной жестокости. Тот же омерзительный негодяй, который выбил из рук Томаса флягу, взял теперь на себя роль распорядителя.
Он заявил, что необходимо примерно наказать виновного именно сейчас, в этих краях, где развивают свою тлетворную деятельность аболиционисты, которые (при этом он угрожающе посмотрел на меня) осмеливаются завязывать сношения с такими подлыми преступниками, как этот негр. Много лет подряд Том Дикарь сеял в этих местах страх и смуту. Рассказы о его подвигах передавались среди негров из уст в уста и наделали много вреда, побуждая других негров следовать его примеру. Поэтому нужно в корне пресечь его влияние и расправиться с ним так, чтобы всем стало страшно.
Вскоре же здесь навалили целую груду сухих дров.
Несчастную жертву мстительной злобы рабовладельцев поместили в самой середине этой кучи.
Дрова подожгли, и столб огня и дыма взвился над головой Тома. Но даже и теперь он смотрел на своих ликующих палачей с улыбкой, полной гордого презрения.
Не будучи в силах дольше терпеть это страшное зрелище, я стал выбираться из толпы. Но оказалось, что за мною следят. Меня схватили и по приказанию распорядителя этой страшной церемонии подтащили к самому костру; видимо, они считали, что мне полезно посмотреть на эту расправу.
Томас узнал меня — по крайней мере так мне показалось, — уже охваченный пламенем, он поднял руку, словно прощаясь со мной.
О, как изобразить весь ужас этих мгновений! Не знаю, были ли бы мои страдания мучительнее, если бы я сам был на месте Томаса… Мне казалось, что сердце моё разорвётся. Вся кровь хлынула мне в голову. Выдержать всё это у меня не хватило сил… Потеряв сознание, я упал на землю.
Глава сорок шестая
Очнувшись, я увидел, что вокруг меня суетятся четыре или пять негритянок. Они всячески, старались привести меня в чувство. Как только я открыл глаза, они все стали радостно кричать.
Только потом уже, окончательно придя в себя, я заметил, что за то время, когда я лежал без сознания, кто-то успел тщательно обыскать мои карманы и перерыть все мои седельные мешки. Надеялись, очевидно, чем-нибудь подтвердить подозрение, которое я возбудил своим сочувствием к Томасу.
Но, кроме аккредитивов и рекомендательных писем из Ливерпуля, адресованных самым крупным торговым фирмам в Чарлстоне и Новом Орлеане, при мне не оказалось никаких бумаг. Письма эти удостоверяли, что я англичанин, приехавший в Америку отчасти по делам, а отчасти для собственного удовольствия.
Все эти бумаги и письма были прочтены публично и вызвали резкое расхождение во мнениях высокопоставленных граждан Эглингтона, которые в данном случае были наделены всеми правами и полномочиями Комитета бдительности, а я уже имел накануне перед глазами наглядный и грозный пример того, каковы эти права и полномочия.