До этого времени мне пить случалось очень редко, но в Окленде я стал жадно стремиться ко всему, что могло поддержать мой дух. Виски представлялось мне для этого подходящим средством. Кажущийся душевный подъём, который приносил с собой алкоголь, забвение настоящего и прошлого, которому он способствовал, и радужный ореол, в котором на мгновение представало будущее, привлекали меня всё чаще и чаще, и вскоре я уже не мог без этого обходиться. Жизнь стала для меня какой-то пустотой, тёмной и безысходной. Действия были под запретом, желания скованы цепями, надежда погасла. Я вынужден был искать утешения в туманных мечтах. Опьянение, принижающее свободного человека до состояния животного, позволяет рабу на миг ощутить своё человеческое достоинство. Вскоре виски стало для меня единственной радостью, и я предавался ему сверх моры. По вечерам, окончив работу, я запирался у себя и оставался с глазу на глаз с бутылкой. Я пил в одиночестве. Как ни приятно мне было возбуждение, вызываемое алкоголем, всё же я отдавал себе отчёт в том, что такое состояние, заставляя человека терять рассудок, низводит его до уровня животного. Поэтому мне и не хотелось появляться в таком виде перед моими товарищами по несчастью. Случалось, однако, что все мои предосторожности оказывались тщетными. Сильно опьянев, я иногда забывал о своём решении, отодвигал тщательно задвинутый засов и сам начинал искать общества, которого перед этим так старательно избегал.
В одно из воскресений я напился так, что совершенно утратил контроль над самим собой и своими поступками. Оставив своё жилище, я пустился на поиски собутыльников, в обществе которых надеялся продолжить свой разгул и насладиться им полнее. Но сейчас я не был уже в состоянии отличать один предмет от другого. Побродив некоторое время, я свалился в беспамятстве посреди проезжей дороги, ведущей к усадьбе майора.
Я уже успел несколько прийти в себя и пытался разобраться в том, где я нахожусь и как сюда попал, как вдруг увидел майора — он ехал верхом в сопровождении каких-то двух господ. Как ни пьян я был, всё же я сразу заметил, что их состояние мало чем отличается от моего. Они так покачивались в сёдлах, что смотреть на них было забавно, и я ежеминутно ожидал, что они вот-вот скатятся со своих коней. Этими наблюдениями я занимался, лёжа посреди дороги, нисколько даже не отдавая себе отчёта в там, где я нахожусь, и не думая о том, что меня могут задавить. Всадники поравнялись со мной раньше, чем успели меня заметить. Я приподнялся и сел, и тогда пьяные приятели моего хозяина решили через меня перескочить. Майор Торнтон пытался удержать их. Ему удалось уговорить одного из джентльменов, но второго он не успел остановить, и тот, бранясь и утверждая, что игра слишком заманчива, чтобы он от неё отказался, пришпорил своего коня и попытался осуществить свой прыжок.
Но коню, видимо, этот новый вид спорта пришёлся не по вкусу. Увидев меня на своём пути, конь взвился на дыры и сбросил пьяного всадника. Остальные соскочили со своих лошадей и бросились ему на помощь. Не успел он подняться на ноги, как принялся читать майору Торнтону проповедь на тему о том, как плохо он поступает, позволяя рабам напиваться допьяна и валяться на плантации, особенно же на большой дороге, где они только путают лошадей проезжих и где по их вине благородные джентльмены рискуют сломать себе шею.
— Это я вам, вам говорю, майор Торнтон! — восклицал он. — Вам, который хочет ставить себя в пример другим! Будь вы благоразумны, вы приказывали бы каждый раз, как только один из этих проходимцев напьётся, всыпать ему сорок ударов плетью. Я у себя на плантации всегда так поступаю.
Мой хозяин так любил говорить о своих методах ведения дела на плантации и о дисциплине среди своих рабов, что не очень-то интересовался, пьяны пли трезвы его слушатели. Такой случай жаль было упустить, и он потёр руки и заговорил полушутливо, но в то же время очень убедительно.
— Дорогой друг! — сказал он. — Вы ведь отлично знаете, что, в полном соответствии с моей теорией, я позволяю моим рабам пить столько, сколько они захотят. Лишь бы от этого не страдала работа! Бедняги! Эта привычка подавляет в них всякие зловредные мысли и в короткий срок делает их такими тупицами, что с ними ничего не стоит справиться. — Он на мгновение замолк, а затем добавил твёрдо, как нечто неопровержимое: — А главное, если на кого-нибудь из таких пьяниц найдёт блажь и он решит бежать, то он перед дорогой обязательно напьётся, и тогда его нетрудно будет поймать!