Подошёл отец, и глаза его говорили:«Добить...» Но он просто отвернулся и ушёл. Давал шанс? Что ж, Белый «выгрыз» до донышка этот шанс. Он стал легендой этого леса. Смог стать. Но как долог был этот путь... Ох, как долог. Не по годам, нет. По ощущениям. Разве можно боль и отчаяние измерить годами или днями? Не-е-е-ет. Нельзя...
Белый лежал на дне оврага среди нанесённого весенними водами лесного мусора. Лежал и ждал неминуемой смерти. Лапа, его сломанная лапа не давала ему покоя, не позволяла спокойно уснуть и забыться. Ноющая, тянущая, тупая боль. Сколько прошло времени до того момента, когда произошло чудо? Никто не ответит, даже тот, у костра, который пахнет его, Белого, жизнью.
Белый помнит... Он увидел перед глазами сапоги и почуял резкий незнакомый запах. Запах пороха, железа и человека. Запах смерти для большинства обитателей тайги. Но не для Белого. Этот запах стал запахом его жизни. Сильные руки бережно подняли его с земли. Волчонок зажмурился и долго боялся открыть глаза. Он слышал, как человек что-то говорит спокойным ровным голосом. Решившись открыть глаза, он увидел бородатое улыбающееся лицо и глаза, которые, он чувствовал это, при желании могли быть страшнее глаз его матери. На него смотрела тайга, даже больше, чем тайга. На него смотрела вселенная. Жуткая, пугающая своей мощью, но в тоже время такая спокойная, что ему, Белому, грешно было его бояться. Он и не боялся. Человек положил его в сумку и понёс куда-то. Шли долго... Человек кормил его с руки, вправил перелом, и опухшая лапа стала болеть меньше...
Долго, все лето и осень этот огромный человек возился с Белым. Брал с собой в лес, тыкал носом в какие-то норы, насильно указывал больных старых зверей, которых волк с удовольствием убивал. Водил по разным местам, но как бы по одному и тому же, открывая для Белого удивительную цепочку троп, пересекающих тайгу в разных направлениях. Человек учил его, волка, быть волком. Человек заменил ему мать и отца.
Теперь этот человек лежал там, возле костра. Белый видел его ноги. Все в тех же сапогах. Все тот же запах. Запах жизни и смерти одновременно. Белый боялся...
Волк вдохнул и приподнялся. Он видел всех. Но один из людей его раздражал. Визгливый и... гнилой, что ли? Пустой - так вернее. Никогда Белый не думал, что ему вдруг вот так, с ничего захочется вцепиться в горло человеку и оборвать его никчёмную жизнь. Он задрожал от негодования и злости. Злости на самого себя. За непонимание того, чем же так не угодил ему этот человек. И что бы прекратить эту дрожь, Белый решил убить источник своего раздражения. Пусть так, через страх убийства человека, но избавиться от этой непонятной злобы и дрожи. Такого ничтожества, как это, Белый ещё не встречал среди людей.
А человек ли это? Белый лёг и закрыл глаза. Он ждал...
- Первый посидишь. Первая вахта твоя, говорю! - Вадим не стерпел и перешёл на крик. Он смотрел на пришлого, и губы его шевелились в немых ругательствах.- Спишь, чучундра ходячая? Тебе говорю, охотник, мать твою, первый сторожишь.
- От кого тут сторожить? - отмахнулся тот. -Медведи спят.
- Ты, случаем, не дурак? -искренне удивился Вадим. - Какая, к дьяволу, разница? Ты первый. Костёр подкинешь, шоб не замёрзли все. Шоб лисы паек не растягали... Ты на охоте-то бывал? Иль только с номеров бил, пугало? В общем, так: я открываю глаза, и если ты спишь, а костёр не горит, то...
-Что «то», деревенщина? -скривил нос тот.- Что ты мне сделаешь?
Вадим вздохнул, сплюнул в его сторону и сказал:
- Руки и ноги местами поменяю, понял?
Пришлый не ответил...
Сан Саныч сидел у костра и вяло ковырял в углях веткой. Настроение было испорчено окончательно. Он не был охотником, какими были эти люди, лежащие вокруг костра ногами внутрь. Он был классным стрелком, не более. Робин Гудом районного масштаба. Все они говорили правду, он никогда не выслеживал зверя. Не «топтал тайгу». Стоял на номере и ждал, пока на него не загонят добычу. Но бил без промаха...Как же обидны их правдивые слова...
Но, в самом деле, разве он виноват, что именно его послали к Старому? Он не просил. Сказали - поехал. Да, не смог наладить отношений с этими простыми, грубыми, не знающими ни лести, ни подхалимажа людьми. Что думают, то и говорят. Не стоило перед ними ставить себя выше них самих... не стоило. Сан Саныч вздохнул и опустил голову, рассматривая подошву своих новеньких унт. Хорошая штука эти унты, тёплые.
Может, стоит им доказать, что я не пустыш? Пойти и выследить этого Белого, тем более, Старый говорил, что волк идёт за ними. Значит, он рядом, можно попытаться. Надают, конечно, по храпаку, как вернусь, но победителей не судят. Может, тогда они все признают, что и я могу быть охотником?