День был хмурый, и множество птиц с надрывным криком роились над купами деревьев епископата.
С тяжёлым сердцем возвращался я в город. Итак, она любит Фробелиуса. Скорее всего, это остатки детского увлечения, но я обещал устроить им встречу, а значит, следует постараться.
Я застал Фробелиуса лежащим на кровати. Он то ли дремал, то ли предавался мечтаниям. Вид у него был унылый. Я разговаривал холодно.
— Эдвард, вам хотелось бы повидаться с Анной?
— Не знаю, — ответил он вяло. — Да и где мне её найти…
— Но если бы представилась такая возможность?
— Не представляю, к чему это приведёт, — сказал он. — За Анной ухаживают офицеры…
— Не только офицеры, — сказал я. — Анна прекрасна лицом и нравится многим. Но вы напрасно поверили Кавалеку, этому человеку недолго соврать.
— Всё это мне не нравится, — сказал Фробелиус.
— Бог мой! Да вспомните, что вы жених! Скажите по чести, вы любите Анну?
Фробелиус молчал, но я видел, что он страдает.
— Я могу устроить вам встречу.
— Встречу? — Он встрепенулся и сел на кровати. — А где же она теперь?
— Этого я пока не открою. Вдруг вы наделаете глупостей!
На лице Фробелиуса появилось странное выражение.
— Вы знаете, где Анна, и в силах устроить встречу?
— Ну разумеется, Эдвард!
— Но… Стало быть, Анна в ваших руках?
Я опешил.
— Чёрт возьми! Как вы всё повернули! Ведь вам обещают встречу с невестой!
Он вскочил и начал расхаживать по комнате.
— Нет, нет, — бормотал он, — это глупо…
— О чём вы? — справился я холодно.
— Но если Анна в ваших руках, то, значит… значит, она в вашей воле?
— Послушайте, дорогой Фробелиус, — сказал я раздражённо, — вы совершенно не о том говорите.
— Всё это мне не нравится, — бормочет он.
Бедняга совсем свихнулся от подозрений, и по такому страдает Анна! Нет, это невообразимо. В довершение всего Фробелиус заявил:
— Все меня обманывают. Вот и вы. Я так доверился вам, а вы всё знали об Анне.
Я начал распекать беднягу, но тщетно. Он лёг на кровать и пришёл в ещё большее уныние. Так я и ушёл, ничего не добившись.
Через день я снова оказался в лагере на горе. Меня опять везли на ванкере и закрывали глаза. Я уже многих здесь знаю. Мате и Элина вырыли себе землянку. Пока у них не было утвари, только два топчана по стенам, но Мате задумал сложить печку.
— Говорят, вы построите нам город, — робко сказала Элина.
Я многозначительно хмыкнул.
— И нас не забудьте, мастер, — попросил Мате.
Они угощали меня овсяным киселём и лепёшками, замешанными на простокваше. По нынешним временам это настоящее яство. Вообще даже в землянке Элина сумела навести уют, пол посыпан песком, с потолка свисают соломенные украшения, а на топчане лежит вышивание. Она, без сомнения, хорошая хозяйка.
Я навестил раненого Антса, а дела его были не слишком хороши. Он даже меня не сразу узнал, лицо его горело.
— Я нашёл Анну, — сказал я ему.
Он встрепенулся.
— Трампедах запрятал её в Белый рондель. Пока ты нездоров, я могу вызволить Анну.
— Спроси Марта, — пробормотал он.
Март знал об Анне и, когда я упомянул Белый рондель, нахмурился.
— Рыцарь знает о нас.
— Как это вышло?
— Антс повёз Анну, а он следил.
— Но в конце концов, почему вам не избавиться от рыцаря? Похитить его и держать здесь?
— Как я знаю, не доверил ли он тайну другому? Рыцарь предупредил: если с ним будет плохо, всех убьют. Смотри, сколько тут немощных.
— Стало быть, Анна в заложницах?
Март молчал.
— Да знает ли она о том сама?
— Не торопи время, — сказал Март.
— Я полагаю, нужно сняться всем лагерем и искать безопасное место, — сказал я.
— Где ты найдёшь лучшее место? Во всей округе лучшего нет. И всегда кто-то знает. Ты нам построишь линнус.
— Но я ещё не давал согласия.
— Лембит тебя признал, и ты получишь золото.
До чего же наивен этот большой человек! Мало того, что он ждёт, когда камни обратятся в золото, он ещё доверяет первому встречному. Будь на моём месте другой, как бы он отнёсся к беглым людям? Рассуждая так, в глубине души я был всё же доволен, что со мной говорят открыто. В конце концов, я не такой уж плохой человек и не подведу тех, кто мне доверяет.
Я начал бродить по холму и рисовать план. Со мной не было инструментов, я просто прикидывал на глаз. В отдалении ходили детишки, смеялись и шалили. Все дети на свете одинаковы, и эти, голодные и полуголые, были не менее веселы, чем упитанные потомки бюргеров.