И даже признавая, что незнакомка, безусловно, обладала некой изюминкой, придававшей ей особый шарм и притягательность, в чём именно это выражалось, маркиз пока затруднялся сказать. Но чем же ещё можно объяснить, что решив преподать этой предприимчивой девице урок, уже в следующее мгновение он сам оказался побеждённым? Как ей удалось с такой лёгкостью сокрушить его, казалось бы, незыблемое самообладание, на обретение которого он потратил большую часть жизни?
Размышляя о том, кем могла бы оказаться его неожиданная гостья, Кристиан внезапно пришел к выводу, что будет лучше, если она так и останется для него незнакомкой. Ведь как только он женится, любые отношения между ними станут невозможны, потому что в собственном браке он не потерпит адюльтера. Однако требуя абсолютной верности от жены, он и сам не собирался нарушать брачных обетов. А значит, у их отношений нет будущего. Таким образом, ему оставалось лишь выдворить её из своей гардеробной как можно скорее.
Кристиан в два шага пересёк комнату, распахнул дверь и, выглянув в пустой коридор, прокричал:
— Джексон!
Стоя в дверном проёме, он исподволь наблюдал за нею, словно бы не вполне доверял ей и сомневался, что она так и будет послушно стоять там, где он её оставил. Однако же, по чести сказать, поступал Кристиан так оттого, что не вполне доверял самому себе, подозревая, что находясь в непосредственной близости от неё, вряд ли сможет устоять перед соблазном овладеть ею.
Когда никто так и не откликнулся на его зов, Кристиан вышел в коридор и уже было приготовился крикнуть ещё раз, как на верхней ступеньке лестницы показался ливрейный лакей — весьма важный и представительный ливрейный лакей, который в совершенстве владел искусством управляться с подобного рода происшествиями. И лишь одному Богу было ведомо, насколько обширным опытом обладал Джексон в этих делах.
— Милорд, прошу простить меня за задержку. Но в людской возникла одна пренеприятная ситуация, потребовавшая моего личного вмешательства.
— Здесь тоже сложилась ситуация, требующая вашего внимания, — нахмурившись, заявил Кристиан.
— Неужели ещё одна? — с неприкрытым изумлением выдохнул лакей.
Красноречивым жестом указав на дверь своей гардеробной, Кристиан холодно распорядился:
— Пожалуйста, сопроводите эту молодую леди обратно в бальную залу. А затем удостоверьтесь, что все двери, ведущие в коридоры для прислуги, надёжно заперты.
— Да, милорд, — сказал Джексон и, приблизившись к двери гардеробной, произнёс: — Мисс, прошу вас следовать за мной, — а затем обернулся к Кристиану и, с некоторым замешательством, словно ожидая дальнейших указаний, ещё раз спросил: — Милорд?
Кристиан поспешно вернулся к двери гардеробной, заранее предчувствуя, что он там увидит.
Неизвестная красавица действительно ушла, скрывшись столь же стремительно, как и появилась. Теперь о том, что она побывала здесь, напоминал лишь зияющий стенной проём, через который она так неожиданно выпала сюда несколько минут назад, да смятение в душе Кристиана, который чувствовал себя куда более сбитым с толку, чем даже сам готов был признать.
Лорд Чолмели, как только они покинули бал и сели в экипаж, мирно задремал, оставив племянницу созерцать сквозь окно кареты залитые дождём лондонские улицы и смутно различимый в тумане тусклый свет фонарей. И Грейс была ему весьма благодарна за эту передышку, благодаря которой без помех могла обдумать невероятные события вечера.
Она всё ещё спрашивала себя, как ей удалось, не привлекая внимания, выбраться из особняка после всего, что с ней произошло в гардеробной лорда Найтона. Помнится, она снова смогла воспользоваться чёрным ходом, проскользнув в одну из неприметных дверей в стене, едва заметив, что лорд Найтон вошёл в бальную залу. Но на сей раз Грейс без труда нашла верный путь в нужную комнату, будто её ноги сами знали куда идти. Там она нашла своего дядю и попросила отвезти её домой, сказав, что очень плохо себя чувствует, расплывчато сославшись на некое «женское недомогание». Да, конечно это был довольно нечестный и избитый приём, но ничего другого Грейс в голову не пришло, чтобы помешать дяде немедленно начать выспрашивать подробности о столь внезапно охватившем племянницу недуге. Вместо этого дядюшка покрылся лёгким румянцем и тотчас же распорядился подать экипаж, после чего отправился забирать их плащи.
Когда они, пересекая парадный холл, шли к выходу, Грейс заметила на противоположной стороне бальной залы леди Элеанор. При виде неё Грейс преисполнилась чувством вины. Ведь Элеанор была так добра к ней, всячески ободряя и поддерживая, из-за чего Грейс чувствовала, что должна с ней объясниться. Однако в то же время не была уверена, что ей по силам составить хоть одно связное предложение. Её сердце всё ещё учащённо билось, так как Грейс всё никак не могла придти в себя после властного и невероятно чувственного поцелуя лорда Найтона, на который неожиданно бурно отозвалась каждая клеточка её тела.
Всю жизнь Грейс мечтала о первом поцелуе как о чём-то возвышенном, нежном и бесконечно романтичном. Она часто представляла себе, что это случится или на поросшем цветами речном берегу, или на выходящей в сад террасе бального зала, наполненной лунным светом, льющемся вниз сквозь ветви деревьев. А мужчина, стребовавший с неё эту волнующую дань, непременно будет добрым, любезным, красивым и, конечно же, безумно в неё влюблённым. Вот таким виделся Грейс мужчина её грёз.
Лорд Найтон, бесспорно, был просто ошеломляюще красив, однако при дальнейшем сравнении с её представлениями об идеальном мужчине безнадёжно проигрывал. Его поцелуй вызвал в ней такую бурю эмоций, от которой сразу же закружилась голова, дыхание стало затруднённым, а все внутренности словно стянуло узлом. Их встреча совсем не походила на то, что ей не раз рисовала в своих рассказах Нонни. Не было ни очарования, ни радости, ни блаженства от того, что ей наконец-то дарована возможность встретиться лицом к лицу с тем, с кем им вместе предстояло рука об руку пройти свой жизненный путь. Там был лишь опаляющий жар, безумие порывов, столкновение плоти, и что-то ещё, чему Грейс пока не знала названия, понимая лишь, что это потрясло её до самой глубины души.
Но самым ужасным из всего было то, что она чрезвычайно низко уронила себя в глазах мужчины, которого вскоре должна будет назвать своим мужем. Грейс никогда не забыть, как ожесточилось его лицо, а в глазах полыхнул тщательно скрываемый гнев несмотря на то, что тон всё то время пока он говорил с нею, оставался лёгким и непринуждённым. И уж конечно маркиз не был безумно влюблен в неё. Она ему даже не нравилась. А всё вместе это не предвещало ничего хорошего их супружескому союзу.
Дождавшись возвращения в особняк Чолмели, Грейс ещё немного повременила, дав возможность дяде ненадолго уединиться, чтобы пропустить стаканчик другой кларета, и лишь затем сказала опекуну, что никак не может стать женой лорда Найтона.
На что дядя Тедрик ответил Грейс кое-что весьма далёкое от душевной чуткости и понимания, на которые обычно можно рассчитывать в кругу семьи.
— Как это, чёрт побери, ты не можешь выйти за него? — вспылил он, наливая себе бренди. — И мне всё равно, да даже если ты будешь вырываться и вопить, не переставая, пока я буду тащить по центральному проходу к алтарю, ты выйдешь замуж за лорда Найтона.
— Дядя, прошу вас, но должен же быть другой выход…
— Слишком поздно, Грейс. Он уже погасил долги.
Она потрясённо уставилась на него:
— О чём вы говорите?
— Герцог полностью выплатил кредиторам все мои долги. Это было частью брачного контракта. Уэстовер настоял на том, чтобы уладить любые непогашенные обязательства до того, как в обществе станет известно о предстоящей свадьбе. Двадцать тысяч фунтов — это огромные деньги, Грейс. И если ты откажешься выйти замуж за лорда Найтона, то нас ждёт настоящий скандал, последствия которого будут просто ужасны. Юридические последствия. Герцог Уэстовер не тот человек, с которым можно шутить подобным образом. И он уже пригрозил мне судебным разбирательством против нас обоих, в случае если ты свернёшь на полпути и откажешься выходить замуж за его внука.