Вошла Лиза, тихо напевая весёлую мелодию.
— Ну, по-моему, мне наконец-то удалось разгладить все складки на этой шали. Пришлось довольно много отпаривать и утюжить, — она развернула шаль, чтобы Грейс смогла её рассмотреть. — Очень красивая вещь.
Действительно, шаль была прекрасна. Из кашмирского шёлка нежного кремового цвета, с кисточками и стелющимся по краям вышитым меленьким узором из цветочных бутонов. Она принадлежала когда-то Нонни и была подарком дедушки на их свадьбу. Грейс всегда восхищалась этой шалью, доставшейся ей по наследству от бабушки вместе со всеми другими вещами. Так как это был дар любви, Грейс втайне надеялась, что нынче вечером шаль принесёт ей удачу.
Грейс немного подержала шаль на вытянутых руках, прежде чем плотно обернуть её вокруг своих плеч… Она прикрыла глаза, и на мгновение ей почудилось, будто бабушка нежно её обняла, окутав бесподобным ароматом сирени, который всё ещё хранила шаль.
Грейс с улыбкой повернулась к Лизе:
— Ну, как?
Но Лиза слегка нахмурилась, неодобрительно качая головой:
— Миледи, я была бы недостойна положения вашей горничной, если бы позволила вам выйти в таком виде.
Грейс взглянула на себя в зеркало.
— Я знаю. Я тоже так думаю. По всему видно, модистка сделала корсаж слишком узким. Я не хочу обвинять её — любой может ошибиться — вот почему я решила надеть эту шаль.
— Миледи… нет. Если вы будете её так носить, все дамы на балу станут смеяться над вами, — Лиза развела концы шали в стороны и согнула Грейс руки в локтях. — Носить шаль — это искусство, так же как и умение владеть веером. Надо прикрывать ею только спину, вот так… — она повесила шаль на локтях Грейс, устроив таким образом, что мягкая ткань обернула руки чуть пониже крошечных рукавчиков-фонариков платья. В таком виде грудь сделалась ещё более заметной, чему немало благоприятствовала осанка Грейс, со слегка выгнутой спиной.
Горничная отступила назад и окинула изучающим взглядом итог своих стараний. Она поправила складку, потом взяла с огня горячие щипцы и подзавила выбившийся из причёски локон. Потом снова шагнула назад, чтобы ещё раз оценить вид Грейс.
— Ну вот, великолепно. Нет, подождите…
Лиза наклонилась, схватила платье Грейс повыше талии и резко дернула его — вниз. Грудь, которую Грейс и помыслить не могла, чтобы выставить напоказ, а уж тем более в переполненном бальном зале, едва не выскочила из низкого выреза платья. Лиза отступила, ухмыляясь:
— Так, вот теперь хорошо.
— Но, Лиза, я же выпаду из этого платья.
Горничная улыбнулась.
— Это будет только хорошо, миледи. Теперь позвольте набросить на вас мантилью, прежде чем спуститесь вниз к лорду Найтону. Обещайте, что он не увидит вашего наряда до самого бала.
Грейс с сомнением посмотрела на неё.
— Доверьтесь мне, миледи. Я никогда не сказала бы вам того, в чём не была бы уверена.
— Ладно, но нам нужно поспешить. Лорд Найтон хотел выехать в восемь часов, а уже десять минут девятого. Боюсь, он рассердится, если я задержусь ещё хоть немного.
— О, но ещё слишком рано, миледи. Нет никакой необходимости для спешки. Леди всегда заставляют джентльменов ждать: пускай больше оценят усилия, которые вы приложили, чтобы так хорошо выглядеть. Джентльмены об этом знают, а иначе они подумают, что вы не хотите выглядеть для них красивыми. Мама всегда говорила, когда джентльмен говорит «восемь часов», на самом деле он имеет в виду половину девятого.
Грейс с удивлением смотрела на девушку, чувствуя себя совершенно невежественной в отношениях между мужчинами и женщинами.
— Лиза, откуда твоя мама столько знает о таких вещах?
— До того, как она вышла замуж за моего папу, она была горничной в Лондоне у самой мисс Гарриетт Уилсон.
Это было ещё одно имя, неизвестное Грейс.
— Гарриетт Уилсон? Она была известной леди?
Лиза улыбнулась, подняв бровь:
— Надо сказать, что многие джентльмены искали её компании. Герцоги, и говорят, даже принцы.
Принцы? По-видимому, эта Гарриетт Уилсон хорошо знала, как следует носить шаль. Перед лицом такого авторитета Грейс не могла устоять и оставила грудь открытой, несмотря на то, что чувствовала себя голой. Она сосредоточилась на задаче, которую поставила перед собой, чтобы стать настоящей маркизой. Маркизой Кристиана. Настало время отбросить свою девическую скромность. Настало время прекратить играть роль безликой девицы и стать леди Грейс, маркизой Найтон. Она расправила плечи. Если это заставит мужа обратить на неё внимание, тогда, ей-богу, она сделает это.
Грейс терпеливо стояла, пока Лиза набрасывала ей на плечи и застёгивала под подбородком шёлковую мантилью. Когда горничная завершила свои хлопоты, Грейс посмотрела на часы на столе возле неё. Было уже двадцать минут девятого. Она, конечно же, хотела, чтобы Кристиан думал, что жена тщательно готовится к этому важному балу, поэтому подождала ещё десять минут, прежде чем, наконец, пойти к дверям.
Кристиан, Элеонор и леди Фрэнсис уже ждали её у подножия лестницы, когда она появилась. Кристиан стоял в строгом чёрном вечернем фраке и кипенно-белой рубашке с галстуком. Где-то глубоко у себя внутри Грейс ощутила тянущее чувство. Она не видела мужа последние две недели и скучала по нему всё это время. Но сегодня всё изменится к лучшему. «Да, несомненно, — подумала она, вспомнив слова Лизы, — каждая леди станет завидовать мне из-за мужчины, который будет рядом, об руку со мной». Она не станет нервничать, она будет вести себя и разговаривать, как маркиза — маркиза Кристиана.
Грейс улыбнулась с надеждой, когда увидела, что он заметил её. Но Кристиан никак не показал, что её появление произвело на него хоть какое-то впечатление. Зато он взглянул на большие часы в холле, еле её замечая, и нахмурился:
— Я надеялся, что нам не придётся стоять в очереди из карет.
Её улыбка сразу же померкла, и Грейс почувствовала, как что-то сжалось у неё в груди. Лиза ошибалась. Она рассердила его своим опозданием.
— О, даже лучше, что мы приедем почти позже всех, — быстро сказала Элеанор. — Будет меньше давки на входе. Помнишь раут у Эстерлеев, Кристиан? Мы прибыли ровно в восемь, и лорд Калдер в толчее на входе наступил маме на подол платья и порвал его. Очень умно с твоей стороны, Грейс, предусмотреть это.
Все прекрасно понимали, что опоздание Грейс не имело никакого отношения к предусмотрительности, и последовавшее молчание не прерывалось до тех пор, пока Кристиан не повернулся к двери и не вышел, взмахнув полами своего плаща. Грейс застыла на лестнице, все её планы и надежды рухнули, даже не начав осуществляться. Ей хотелось развернуться и убежать в свою спальню и не выходить оттуда никогда. Но она не могла. Она должна выдержать эту ночь. И потому, обновив свою клятву не отступать перед трудностями сегодня вечером, она продолжила спускаться по ступенькам и проследовала за всеми к ожидающей карете.
Элеанор, к счастью, всю дорогу тараторила без умолку, пытаясь отвлечь мысли Грейс как от мужа, который сидел рядом с ней, уставившись в окно, так и от внутреннего трепета, охватившего её.
Грейс поняла, что они почти добрались до места, когда карета замедлила ход и лениво поползла, пробираясь между экипажами, занявшими обе стороны улицы.
Вскоре они остановились перед величественным особняком напротив Гайд-парка. Мерцающий свет пробивался из каждого окна, тускло освещая одетые в переливающийся атлас фигуры, спешащие по пешеходной дорожке к парадному входу. Их карета остановилась, тут же один лакей открыл двери и опустил подножку, в то время как другой, предложив Грейс руку, помог ей выйти на дорожку, где её уже ждал муж. Кристиан предложил ей руку, и в молчании они направились к лестнице.