Интеллигенты загалдели все разом, Максим запальчиво кому-то возражал, беспомощно понимая, что стихия срача затянула его. Так и в прошлой жизни он нередко не высыпался перед важными совещаниями, потому что в интернете кто-то оказывался неправ; Максим злился на себя больше, чем на оппонента, однако не переставал строчить комменты… Так и теперь, только оффлайн.
Привел в себя его нежный запах духов, разбавивший духоту зала — кажется, такие же были когда-то у мамы. Мягкая ладонь легла на предплечье Максима.
— Умоляю вас, спасите меня от этой ужасной политики, — проворковала Наденька ему на ухо. — Всюду только и разговоров, что о ней. Все наперебой спасают родину и революцию, а живые люди никого не волнуют!
Максим обернулся к девушке и обомлел. Какая же она оказалась хорошенькая без сестринского платка, в приоткрывающем ключицы нежно-зеленом платье! Рыжие кудряшки собраны в высокую прическу, в глазах искорки, стройная фигурка не скрыта больше мешковатой униформой. Вот только макияж неудачный — помада на губах слишком темная, на длинных ресницах комочки дешевой туши — но это лишь делает ее еще более трогательной.
— Спасибо, что нашли меня, Наденька, — выдохнул Максим. — Я не знал, как отыскать вас в этой толпе…
— Да нет же, это вы простите, Максим Сергеевич, что опоздала, — серьезно ответила Надя. — Тяжелая смена выдалась.
— Вы устали? Желаете присесть?
— Отнюдь! — оркестр заиграл новую мелодию, и на первых тактах Надя вскинула голову, тряхнув кудряшками. — Ах, «Дунайские волны», мой любимый вальс!
Максим широко улыбнулся, привычно выпрямился, втянул живот, согнул в локте правую руку и легко поклонился, приглашая девушку. Эту мелодию он знал, хотя и в другой аранжировке. Что-что, а вальс на девяносто тактов в минуту Максим танцевал превосходно — пять лет прозанимался в студии спортивного бального танца. Такой спорт нравился ему куда больше, чем однообразное тягание железа в качалке, и вдобавок позволял легко знакомиться с девушками — нередко вечеринка заканчивалась one night stand. Тут, конечно, другой случай… хотя… ладно, потом разберемся. Сейчас время танцевать! Максим поймал ритм и увлек девушку в круг танцующих. Подвернутая левая нога уже неделю не напоминала о себе — до чего же хорошо не чувствовать себя инвалидом!
Наденька двигалась неуверенно и несколько скованно, но велась неплохо, потому они держали ритм. Лицо девушки раскраснелось, кудряшки забавно хлопали по щекам, губки сложились в изумленное «О». Максим чувствовал, что Наденька получает от танца такое же удовольствие, как и он сам, потому едва успел остановиться, когда она вдруг резко разомкнула стойку и обеими руками оттолкнула его. Пришлось придержать Надю за спину, иначе она под действием инерции отлетела бы к стене. Но едва он ее выпустил, девушка повернулась и, словно Золушка, стремительно побежала к выходу из бального зала, а там и из здания. Максим растерянно поспешил за ней.
Вокруг городской думы был высажен куцый садик. Надя забежала туда и замерла между двух ив. Ее плечи вздрагивали под тонким платьем.
— Простите, Надя, я не знаю, чем обидел вас, но не имел такого намерения, клянусь…
Девушка резко обернулась к нему:
— Это у вас в Петрограде, да? Танцуют… так?
— Как — так? — не понял Максим.
Надя вспыхнула:
— Так… близко.
Максим едва не хлопнул себя по лбу от досады. Похоже, навык спортивного танцора сыграл с ним злую шутку. Только теперь он вспомнил о существовании того, что в его время называлось «исторической стойкой», и в ней между бедрами партнеров полагалось расстояние сантиметров в тридцать. В студиях, где он занимался, ее не практиковали — так же дико неудобно вести. Почему он не сообразил, что «историческое» — это и есть современное для него теперь! Ладно, авось удастся, как обычно, выдать анахронизм за региональное различие.
— Действительно, в Петрограде в последние годы принята близкая стойка в вальсе, — врать Наденьке было неприятно, но другого выхода не оставалось. — Французская, знаете ли, мода… Я бесконечно виноват, Надя. Не подумал, что вам это новшество незнакомо… Вы, верно, мерзнете? Нам лучше бы пройти в дом.
Ночь выдалась ясная и лунная, и Максим явственно видел на веснушчатом личике Нади слезы.