— А про товарища Молота что скажешь? — сменил тему Октябрь.
— Да какой он нам товарищ… Ну, вернулся из Усть-Цильмы, но это все знают. У меня по нему ничего нового. Мы не встречаемся.
— Зря… Прощупать бы. Мутная с ним история. С одной стороны, вроде продался белым с потрохами, Ларионова расстрелял… С другой — мы до сих пор на свободе, и тебе он помог.
— Да не мне одной же! Сколько наших он из тюрьмы выпустил.
Максим едва удержался, чтобы не выругаться вслух. Ложно понятый гуманизм… похоже, это не к одной только Марусе относится. Что же, теперь он прежних ошибок повторять не станет.
— Видать, на двух стульях пытается усидеть наш Молот, — раздумчиво сказал Октябрь. — Перед белой швалью выслуживается, поверил, что есть у них шансы… А когда Советы победят, станет юлить, мол, душой за вас болел все это время. И про Ларионова наврет, дескать, в самый Архангельск его тащил, надеялся, что мягкотелое правительство ограничится каторгой, но офицерье настояло на расстреле.
— Это так не похоже на него, — вздохнула Маруся. — Мне он говорил, будто бы потерял память.
— Чушь собачья! Не бывает такого. Юлит и пытается оправдаться… мог бы что поубедительнее выдумать, — задумчивый тон незнакомца стал жестким. — Знаешь, говорят — весна покажет, кто где гадил. Вот, значит, и показала. Все с ним понятно. Стало быть, Мария, знай: будет отдан приказ на ликвидацию этой мрази. Отомстим за Ларионова и товарищей.
И внезапно добавил брезгливо-пафосно:
— Противно с таким даже дышать одним воздухом.
Вот как. Ну что же… «Раз тебе противно дышать со мной одним воздухом, — подумал Максим с удивившим его самого спокойствием, — значит, ты и не будешь дышать со мной одним воздухом».
Достал из кармана наган, взвел курок. Никогда прежде он сам не стрелял в человека. Вряд ли получится убить чисто, с одного выстрела, как у военных. Но ничего, не боги горшки обжигают… пора привыкать. Его немного пугало, насколько эти мысли оказались естественны.
— Угощайся, — спокойным голосом принявшего решение человека предложил Октябрь.
— Нет, спасибо, не курю, — рассеянно ответила Маруся. — Послушай, а это окончательно, насчет Молота?
Потянуло дымом дешевого табака. Курящий человек расслаблен, и рука занята, что дает лишнюю секунду. А больше и не надо. Держа наган наготове, Максим пополз вокруг люка.
— Да, Мария. Так будет правильно. Чтобы никому не повадно было. Предателям — смерть.
Два метра до точки, откуда станет возможным выстрелить. В обоих.
— Правильно… — голос Маруси дрогнул. — Но, боже, до чего же мерзко…
Максим перекатился на свернутую сеть. Она натянулась, и сзади что-то с грохотом рухнуло на пол. Он не глядя выстрелил в сторону голосов. Взвел курок и выстрелил снова, так два раза. Пол в метре от его живота взорвался, и тут же, снова, еще ближе. Снизу отстреливались.
— Дом окружен! — Максим, оглохнув от выстрелов, не слышал собственного голоса. — Сдавайтесь!
Ответом ему стал выстрел — еще ближе. Стрелок не видел его, а вот Максим увидел обоих — на самом деле, только Марусю, Октябрь прикрылся ее телом. Кажется, оба целы.
— Ты привела облаву! — большевик утверждал, не спрашивал. — Сколько их?
— Н-нет… — прохрипела Маруся. — Я не…
Теперь, видя ее, Максим не мог стрелять.
— Предателям — смерть! — выкрикнул Октябрь.
Еще выстрел — и не вверх… Максим прыгнул в люк. Отшиб ступни об пол, но на ногах удержался. Тут же в него кто-то врезался… Маруся, понял он через мгновение. Тело Маруси, которое тут же рухнуло на пол. Максим только успел заметить кровь на ее ладонях…
А открытая дверь болтается на петлях. Ушел, гад!
Максим метнулся к проему и пальнул в спину бегущему человеку. Промах. Еще раз! Октябрь упал… нет, сука, перекатился и побежал дальше, стремительно исчезая в темноте. Максим наудачу послал ему вслед последние три пули из барабана, сунул в карман наган и выхватил браунинг. В погоню! Если Октябрь ранен — далеко не уйдет!
Максима остановил тихий стон. Маруся лежала там, куда упала. Она прижимала руки к левому бедру. В свете керосиновой лампы было видно, что лужа крови под ней быстро растет. Огромные глаза смотрели потеряно. Октябрь легко мог убить ее, но только ранил… надеялся задержать погоню?
Да какого черта! Маруся — шпионка, революционерка, подпольщица… она согласилась, пусть и нехотя, с вынесенным Максиму приговором. Так пусть теперь умирает здесь в одиночестве, преданная всеми, кому имела глупость верить.