Выбрать главу

В отличие от архангельской истории с Чаплиным, союзники в ход этого переворота не вмешивались — то ли потому, что в Омске у них было меньше сил, чем на Севере, то ли по каким-то своим соображениям. Представители Британии и Франции заявили, что международное признание Директории было близко к осуществлению, а теперь потребуется время, чтобы их державы признали новое правительство.

О судьбе арестованных эсеров Лихач знал только по слухам. Говорили, их выслали в Китай, а некоторых в пути на всякий случай расстреляли, но будто бы прямого приказа адмирала Колчака на то не было.

В завершении письма Лихач отмечал, что как бы горько это ни было лично для него, у общественности переворот никакого протеста не вызвал. С именем новоявленного диктатора связывают надежды на установление твердого порядка как в армии, так и в гражданской жизни, и на разгром большевиков. Сам Лихач принял решение перейти на нелегальное положение и продолжить борьбу за идеалы социалистов-революционеров, однако веру в возможность победы демократии в России утратил окончательно.

Глава 22

Вот тебе правда, и делай что хочешь с ней

Ноябрь 1918 года

— А вас посетитель дожидается в комнате, — квартирная хозяйка многозначительно вскинула выщипанные брови. — Дамочка… Твердила ей, что вы поздно со службы возвращаетесь, но она уперлась: дождусь, мол, и вся недолга…

Сердце едва не подскочило к горлу: Наденька! Неужто она так же, как сам Максим, хочет переиграть их последний разговор, сделать вид, будто его вовсе не было?! Деньги же не проблема сами по себе, дело тут в отношении, неужто Надя наконец это поняла?

— Надеюсь, супруга ваша, которая все никак не приедет, рада будет, что вы тут без нее не скучаете! — ехидно выкрикнула квартирная хозяйка в спину постояльцу.

Максим распахнул дверь и подавил вздох разочарования: Маруся. Сидит на его, между прочим, койке. Вот так запросто.

— Разве тебе уже можно вставать? — спросил он вместо приветствия.

— Нельзя, но… раз ты ко мне не идешь, что оставалось делать, — Маруся кивнула на приставленный к стене костыль. — Вот с этим ковыляю кое-как, и добрые люди помогли в трамвай сесть. Тебе Мефодиев не передавал, что я просила ко мне зайти?

— Вроде он что-то такое говорил, — припомнил Максим. — Я все собирался, но работы много очень…

Работы и правда было выше крыши, тут врать не пришлось. Однако настоящая причина была в другом. Максим признался себе, что нет у него сил на Марусю с ее вечным накалом страстей. Эта девушка была… слишком интенсивной — по-русски так не говорят, но кроме кальки с английского ничего в голову не приходило. Она даже в эротических снах перестала ему являться. Похоже, он попросту устал от нее.

— Понимаю, работа, — скривила губы Маруся. — Потому и не стала ждать у моря погоды, пришла сама. Нам надо серьезно поговорить.

Обидно слышать такое требование от женщины, с которой даже не спал — по крайней мере на своей памяти. Но мало ли как оно для самой Маруси…

— Да, конечно, — покорно согласился Максим и уселся на стул напротив девушки. — О чем ты хочешь поговорить?

— О тебе, — требовательно сказала Маруся. — Зачем ты спас мне жизнь?

— Не стоит благодарности, — усмехнулся Максим.

— А я и не благодарю.

— Чего еще тебе нужно? Денег? Прости, не подумал, на что ты живешь после ранения… Конечно, денег я дам.

— Да что вы все пристали ко мне со своими деньгами! — вскинулась Маруся. — Не нужно мне, я уже отрабатываю свой хлеб в госпитале — бинты сматываю, отчеты составляю… Уж о себе-то я всегда могу позаботиться, даже и раненная. Мне нужно знать, зачем ты меня тогда вытащил. Правду.

— Правду? Да хотел бы я сам ее знать, эту правду… Давно ждешь-то? Давай хоть чайку принесу, а то что мы как неродные…

— Не увиливай. Отвечай.

Маруся немного странным жестом поправила край жакета… скорее проверила что-то во внутреннем кармане. Если в женской одежде этого времени вообще бывают внутренние карманы. Что у нее там, оружие? Покрой жакета вполне позволяет спрятать что-то вроде дамского браунинга. Максим придвинул стул поближе, чтобы в случае чего перехватить ее руку.

— Да делай что хочешь, хоть расстреляй меня прямо здесь, Маруся, только не знаю я этой правды, — проникновенно сказал Максим. — Наверно, в том дело, что я перед тобой виноват. Для меня оно не так, но это сложно объяснить, я пытался уже — ты не поверила и не поняла. Но я тебя не виню. Сам бы в такое не поверил ни в жисть. В общем, в твоих глазах я повел себя как полный му… последний ублюдок. Сперва втянул тебя в большевистскую организацию, а потом безо всяких объяснений предал. Потому я решил в какой-то степени это исправить, когда выпала возможность. Ну, не то чтобы решил, просто… так оказалось правильно.