С Сивым и Кочкой мы частенько засиживались. Я приносил им чай и печенье, они в благодарность развлекали меня байками из своей богатой на приключения биографии. У них же я пытался разузнать про Сидора. Мало ли, вдруг знают такого знаменитого Ивана. И правда, бродяги слышали о нем. Даже то, что он ушел в бега знают, но и только. Все-таки слухи по каторге разносятся со скоростью лесного пожара. А вот куда мог податься, где затаится, не знали. Или, что скорее всего, не сочли нужным сообщить. Была бы у меня полная уверенность, что они в курсе, нашел бы как надавить. А так, молчат и молчать. На месте, в Питере разберемся с Ваньшей. Там стесняться нечего. Это здесь не хочется особо отличаться. Да и перед Верой выглядеть кровопийцей, способным пытать «беззащитного» заключенного не хотелось бы. Ради дела можно, а только лишь из подозрений смысла не вижу.
Вечером, завершив свои дела в тюремной больнице, пошел за Верой. Сегодня договорились, что идем к ней. Я доплачивал Нине Николаевне, милой старушке у которой Вера снимала угол. Бабулька, в отличие от эмансипированной Золотиловой, отлично готовила и баловала нас домашней горячей едой. Да и сама старушенция с удовольствием столовалась с нами, все-таки голод никуда не делся, и иметь стабильное питание по нынешним временам роскошь.
Заходить в больницу не стал, увидит в окно — сама выйдет. Но Золотилова не появлялась. Я уже стал замерзать, а Веры все не было. Пришлось подняться. Смеркалось, и в приемном покое зажгли свечи, отчего воздух стал еще гуще. С улицы было трудно что-то разобрать. Пока привык к полумраку, пока разглядел сестру милосердия. Как же ее? Лида, Лиза? Точно, Елизавета!
— Елизавета, добрый вечер, — она обернулась, вглядываясь в мое лицо.
— Здравствуйте, Дмитрий Никитич.
— А где Вера Константиновна?
— А вы не знаете⁈ — она удивленно распахнула на меня глаза. Пришлось мотнуть головой. Что я еще не знаю? От Веры всего можно ожидать! — Так слегла она. С тифом. Утром еще. Тяжелая.
— А Загорский?
— И господин Загорский. Жар у него открылся. Велел до дому его везти. Ну, мужики и отвезли. Один Александр Васильевич теперь и остался из докторов-то. Храни его Господь — Лиза перекрестилась.
— Елисеев?
– Он, — кивнула Лиза и всхлипнула.
— А где он?
— Спит. Умаялся за день.
— А Вера? — мы не выставляли на люди наши отношения, называя друг друга по имени отчеству. А тут я просто растерялся.
— Так, тама, — женщина махнула рукой в сторону палат.
Вера лежала в беспамятстве, тяжело дыша. Глаза ввалились на отекшем лице лихорадочный румянец. Гиперемия. Точно тиф. Насмотрелся уже на такое. Почему она не сказала, что плохо себя чувствует⁈ Он же не внезапно начался. Упрямая дура! Я сам закипятил шприцы, сам сделал укол. На душе было мерзко, почему-то казалось, что это я ее не уберег. Глупо, конечно. Рано или поздно она должна была заболеть. Ничего, даст Бог, вылечу. И не таких поднимали.
Просидел у Веры до утра. Ночью она пришла в сознание, но, по-моему, меня не узнала. Жар после укола спал, но сейчас опять появился. Чтобы сбить температуру обтирал ее уксусом. Приходила Елизавета, хотела помочь, но я ее прогнал. Только утром оставил Золотилову на медсестер. Сам пошел спать, а потом в тюремную больницу. У меня там пятерых вчера привезли. Надо посмотреть, как себя чувствуют, да записать в журнал. На Поликарпова надежды мало. За больными следит, а вот записи сделать всегда забывает. Не до того ему. А я Загорскому обещал вести дневник. Девять доз надо не забыть отложить. Для Веры и Владислава. А арестантов хватит лечить. Этих пятерых подниму и достаточно. Только вот теперь придется дожидаться, пока выздоровеют Вера с Загорским. Один мне обещал рекомендации, а Золотилову просто не могу бросить больную. Пусть между нами нет чувств, но уехать сейчас будет просто свинством. А ведь уже подумывал, что через недельку пора и в Питер. Засиделся я тут в Челябинске. Но сначала держал Ваньша со своей неожиданной любовью. А потом и с Загорским по антибиотикам завязался.
Кстати, Аню уже выписали, и брательник пропадал у Кудимовых, кружась вокруг своей пассии. Не ожидал от Ивана. Ну да ладно, любовь она такая, мозги набекрень сворачивает. По себе знаю. Сам вон без всякой любви ночь у Веры просидел. А тут чувства, понимать надо.
Так теперь у меня и повелось. Тюремная больница, потом к Золотиловой, Загорскому, спать в гостиницу и по новому кругу. Дней через пять на поправку пошли арестанты, а еще через неделю полегчало Вере. Владислав тоже начал выздоравливать. Думаю денька через три буду прощаться со всеми. Пора и своими делами заняться. Сидор у меня зажился на этом свете. Исправлять надо такую недоработку.