Настроение итак не ахти, падает еще сильней.
— Не с чем, Леш. К Звезде, «Черной радугой» наградил этот, — едва сдерживаюсь, чтобы не высказать все, что думаю о нашем монархе.
— Димка, ты об Императоре говоришь.
— Это отец его Императором был. А этот… Ай, сам увидишь. Держись подальше отсюда, Леха. Двор нынче не то место, где людям чести рады будут. А меня за что, тебе и так расскажут. Извини, друг. Пора мне, — я трусливо разворачиваюсь и срываюсь быстрым шагом в темноту. Тяжело мертвецу разговаривать с живыми.
— Дмитрий! Дмитрий! Дима! — кричит мне вслед старый друг, но я не оборачиваюсь. Не хочу. И не могу…'
– Митрий! Дима! – в глазах светлеет, вижу перед собой обеспокоенное бледное лицо отца Федора, — Что с тобой⁈
— Простите, батюшка, — криво, сквозь силу улыбаюсь, чувствуя, как по вискам и спине стекает холодный пот. Так вот что за Ледяные великаны из легенд! Снежные медведи! Штурмовики Императора! Значит, за герцогом отправили Алешку! — Подурнело что-то, – успокаиваю отца Федора, — В тюрьме не выспался, — трясу головой и опрокидываю в себя стакан с водой, любезно поданный священником.
— Приляг! — командует он, показывая на маленький диванчик у стены, — Сейчас Олимпиаду позову.
— Не надо. Лучше мне, — отказываюсь. Хочется как можно быстрее оказаться на улице, вдохнуть свежий воздух, – А за кольцо не переживайте. Друга моего колечко. Умер он. Давно умер. Не спросит никто за это золото. Пойду я. Мне еще к казакам зайти надо. Простите, что потревожил. Не к кому больше идти было.
Отец Федор перекрестил дверь, за которой скрылся его странный гость, а затем перекрестился сам, мешком осев на стул. Кто же ты такой, Дмитрий Никитич Уколов⁈ Кто же ты такой⁈ Священник подрагивающей рукой налил воды в тот же стакан, из которого пил парень и осушил его, обливаясь. Потом взял перстень и внимательно еще раз осмотрел.
— Друга колечко, — задумчиво забормотал он, — Оно конечно… Друга… Может оно и так. Даже, скорее всего, точно так, — а ведь чувствуется, не врет парень. Сам верит в то, что говорит. Только есть во всем этом одно огромное «но». Графская ветвь Бестужевых прервалась почти полтора века назад. И что-то подсказывало отцу Федору, что гость, говоря о друге, поминал не последнего непутевого представителя этого некогда великого рода. И это предсказание великого мора! Старик перекрестился. Что это? Божье проведение или происки врага человеческого? Но ведь в Храм пришел, не куда-то! И для себя ничего не просил. Хотя есть у него, о чем просить. Есть. И деньги брать не хотел. Гордый. Кто был только что в этом кабинете? Как понять? Как не ошибиться? Не сгубить душу? Старый человек встал со стула, кряхтя, опустился на колени перед иконой Христа Спасителя и принялся неистово молиться.
Как же здо̒рово выскочить из жаркой парной и, не обращая внимания на колющие босые ноги камешки и веточки, с веселым уханьем с разбегу плюхнуться в ледяную реку! Ух, как обжигает и бодрит водица! Но проходит несколько секунд и оказывается не такая уж она и холодная, скорее в меру прохладная. И вот ты уже не спеша выходишь на берег, поднимаешься по узенькой, петляющей в зарослях крапивы тропинке к бане. А ведь пока бежал к реке, не замечал жалящих кустов. А теперь чувствуется покалывание на руках, да и ноги слегка ожгло. А следом, тихонько ругаясь себе под нос на злую траву, поднимается Володя Осипов. У баньки, на узенькой, длинной во всю стену скамеечке, попивая душистый квас, сидят завернувшись в простыни Ефтин, Уваров и дядька Степан. Есаул с Карповым о чем-то тихонько, лениво переговариваются. Они, оказывается, служили вместе еще в Туркестане. Сам Степан давно уже мог быть старшим вахмистром, но отказывался от чинов. Рядовым казаком, говорит, спокойней.
Да и судя по рассказам есаула, это сейчас с годами Карпов стал спокойным и основательным, а было время, по обоим берегам быстрого Хогоса знали лихого, бесшабашного казака Степку Карпова. И не было для него авторитетов и границ. Если уж преследовал он со своими казачками разбойников-барымтачей, так до конца, чтобы больше не приходили на нашу землю. А тут только-только мир заключили с цинцами. Новый конфликт никому не нужен. Вот и получалось, что казак службу исправно несет, а приходится его не поощрять, а наказывать. Раз сняли лычки у Карпова, второй. А потом он уже сам стал отказываться от повышений. Все одно разжалуют.
Сажусь рядом со Степаном, прихватив с небольшого столика, стоящего тут же, свою кружечку с кваском. Хорошо! Душевно! Бородатый, дождавшись когда я напьюсь, продолжает прерванный заходом в парилку разговор: