Глава 19
Довольно большое деревянное здание с узкими высокими окнами. Я такие дома еще застал, они простоят до конца XX века, а единицы и еще дольше. Завалинка в половину роста человека аккуратно побелена У самой земли оконца полуподвала. Видно, что за больницей следят. Дорожки и крыльцо очищены от наледи и снега и посыпаны песком.
Сразу, у входа в ноздри бьет тяжелая вонь от мочи, испражнений и болезненного пота. Приемный покой забит людьми. Кто-то спит, кто-то мечется в горячке. А кого-то уже понесли два бородатых мужичка. Между койками крутятся санитарки. Странно, я почему-то думал, что женщины в медицине появились позже, в Первую мировую[i].
Все заняты делом, на меня никто не обращает внимания.
— Простите, а где найти главного врача? — я остановил пробегающую мимо женщину с керамической уткой. Она подняла на меня красные, усталые с лихорадочным блеском глаза. Судя по нездоровому румянцу, у нее жар, но она еще держится:
— Что? — голос тихий, сиплый.
— Мне бы главврача? — повторяю ей свой вопрос.
— Владислав Брониславович, там, — она махнула уткой в сторону коридора забитого больными, лежащими на деревянных, кое-как сколоченных нарах, — Простите, мне надо идти, — она скрылась в противоположном указанному мне коридоре, так же переполненном больными, только уже женщинами. Надо будет после разговора с главврачом зайти, посмотреть, как там Аня.
В узком проходе темно. Слышится чье-то бессвязное бормотание. В самом конце, у окошка разговаривают двое мужчин и ослепительной красоты молодая женщина. Что-то символичное было в открывшейся мне картине. Сумрак коридора, лица пациентов с темными впадинами глазниц, и в квадрате яркого света три фигуры в белых халатах. Судя по громким репликам, спорят о состоянии какого-то пациента.
— Здравствуйте, а как мне увидеть главного врача?
— Я главный врач, — с ярким польским акцентом отозвался один из мужчин, вздернув чеховскую бородку. Лицо бледное, взгляд усталый, левая щека нервно подрагивает, — Если Вы привезли больного, то везите обратно. Мест нет. Сами видите, что творится.
— Нет. Я по поводу лекарства.
— Лекарств тоже нет, — отрезает он раздраженно, — Идите в аптеку. Через квартал, аптека господина Герта.
— Вы не поняли. Я предлагаю лекарство. От тифа и холеры.
Женщина и второй доктор с мощной окладистой бородой отвели взгляды, а главврач вскрикнул:
— Не мелите чушь, молодой человек! — он бросил взгляд на пациентов и понизил голос, — Да будет Вам известно, от этих болезней лекарство еще не создано! И я не потерплю всяческих шарлатанов у себя в больнице!
Я пытался его разубедить, показал бумагу от епископа Томского, чем, по-моему, сделал только хуже. Ну почему я не догадался взять такую же у Лемана с Буржинским⁈ Хотя, я не планировал начинать испытания в больницах, речь шла о богадельнях. Да и не факт, что господа ученые пошли бы мне навстречу, без предварительных исследований. Там, в Томске, я не представлял себе масштаб бедствия. А что делать теперь? Прогрессор хренов! Даже такую простую вещь, решить не могу. Куда уж тут об изменении истории задумываться! Как был ты, Дима, строителем, так им и остался! И даже шиза в виде имперского графа в голове, ума тебе не добавила. Хотя Сиятельство тоже еще тот умник был, раз позволил себя отравить и безропотно отправился умирать непонятно куда. В результате подарил свои мозги второму старому интригану. Лучше бы прибил придурка-императора своего, все пользы больше было. Виски заломило болью, а в груди вспыхнула злость на самого себя.
Я растерянно вышел на крыльцо. И что теперь делать? Идти в богадельни? Оно, конечно, схожу обязательно. Но ведь тут тоже люди, и они умирают. Хотя бы Аню надо спасти! А кто теперь, после этого разговора меня к ней подпустит?
— Не обижайтесь на Владислава Брониславовича, — раздался позади грудной завораживающий голос. Оборачиваюсь. Та самая женщина-врач. Правильный овал лица, брови птицей, огромные густые ресницы и глубокие, умные глаза, темно-серые, цвета предгрозового неба. При ярком дневном свете она еще красивей. А белая медицинская косынка добавляет ей шарма. Она зябко повела плечами, под небрежно накинутой на них шубкой, — Больных очень много, — пояснила она, — Больница переполнена. Сегодня умерло пять человек. Загорский, очень переживает, — она горько опустила уголки губ, — Впрочем, как и все мы.